Ремус Лука - Избранное

Может быть, женщина уловила в его глазах отблеск этого дикого желания, потому что улыбка ее погасла и на лице мелькнул страх. В этот миг она подумала: «А что, если б он подошел и схватил меня? — И с удивлением ответила себе: — Ничего. Ничего особенного».

Ей даже показался привлекательным этот крестьянин, высокий, широкоплечий, с талией, перетянутой кожаным расшитым поясом, видневшимся из-под распахнутого зипуна. Ей нравились его зеленые быстрые глаза. И не так глаза, как их пронзительный взгляд, обнаруживающий волю и жестокость. На миг, на один миг она вообразила, что ее пухлые губки приблизились к твердым губам парня. Но эта хмельная вспышка дерзкого воображения была краткой, краткой до боли. Она тут же вспомнила, что красивый мужчина, стоящий перед ней, всего-навсего «мужик неотесанный», и ее всю передернуло.

— Что ж ты не сядешь? Если хочешь ее дождаться, садись! — глухо проговорила она.

Константин понял. «Барышня! Не нашего поля ягода». И уселся на диванчик против окна. Обостренным чутьем поняла и женщина, что парень бьет отбой, и села на стульчик возле печки, аккуратно подобрав юбку. Спокойное, безразличное лицо Серафимы, гладкий ясный лоб ничем не выдавали ее лихорадочных, запутанных мыслей. Она привычно улыбалась одними губами и заговорила, не зная еще, удастся ли ей осуществить свой замысел:

— А что там с клубом?

Константин удивился неожиданному вопросу.

— Да говорят…

— Будь уверен, если они вобьют себе что-то в голову, — сделают.

Константин осторожно выжидал, чего же хочет эта женщина, и насторожился, словно охотник в засаде.

— Твоя правда. Сделают…

Серафима слегка нахмурила тонкие, едва заметные бровки. Она думала, он будет возражать ей или хотя бы выразит сомнение. «Может, он дурак, — тогда к черту, лучше оставить его в покое…» Однако по натуре она не была склонна легко отказываться от своих намерений. И, прекрасно понимая, что не должна проявлять злобу, пустила в ход ловкую женскую игру.

— Ана Нуку сделает. Умная девушка! — сказала она.

— Будто уж…

Равнодушный и немного насмешливый голос парня успокоил Серафиму. «Не очень-то он ценит женский ум, а может, и всякий ум. Глуп. Темен как ночь», — подумала она, радуясь, что сможет поводить его за нос.

— Театр организуют, хор.

— На здоровье.

— И танцы. Народные танцы будут танцевать.

— Правда?

— Да, да.

Серафима напряженно следила, как по лицу парня расплывалась улыбка. Она поняла, что нащупала слабое место. Константин смущенно пробормотал:

— Тогда и мы сможем кое-что показать по этой части…

— По какой?

— Насчет танцев.

— Танцев?

— Угу.

— Не поверю!!!

Удар был точный. Парень метнул в ее сторону недоуменный злой взгляд. Значит, ей нужно быть предусмотрительнее, не раскрывать своих дум.

— А я верю, — упрямо проговорил он.

— Напрасно. Кулаков не будут пускать в клуб.

Парень начал выходить из себя.

— К чертовой бабушке! — выпалил он. — Кулаков пускать не будут, а танцевать я буду. Ион Хурдубец сказал мне, что и я буду танцевать. А он главный по танцам и мой друг.

— Но в клубе главная Ана. Она-то тебе не подружка.

Серафима смотрела парню в лицо, будто спрашивая: а на это что ты скажешь?

— По мне… пусть хоть десять групп организуются…

— Уж будто? Ведь лучший танцор — ты.

— Я!

— Не думаю, чтобы ты так легко смирился, если тебя обойдут…

Константин засмеялся и вдруг враждебно взглянул на нее. Его лицо исказилось судорожной гримасой.

— Ха-ха… А тебе-то что нужно?

Серафима слегка поежилась под его тяжелым, недоверчивым взглядом, но глаз не опустила. Она постаралась сохранить на губах улыбку и придать своему лицу самое невинное выражение. Необычайно доброжелательно она сказала:

— Было б жаль, если б такой танцор, как ты…

Константин отдал бы свой праздничный пояс, расшитый цветным бисером, чтобы знать, чего хочет от него эта женщина. Он чувствовал, что она добивается какой-то цели, но не мог разобраться, какой именно. Она не сгорает от любви, это ясно, тогда в чем же дело? И как ни был уверен Константин, что женщины ни о чем не помышляют, кроме любви и детишек, все же в его сердце закралось сомнение, и он настороженно с нетерпением ждал какого-нибудь слова, знака, по которому мог бы догадаться, в чем здесь суть. Сначала он подумал, что барышня с ним заигрывает. Парень был польщен и поэтому не придал особого значения ее словам. Но женщина явно куда-то гнула («как норовистая кобыла», — подумал он про себя), и ему хотелось узнать — куда.