Захар Прилепин - Ополченский романс

Кроме всего, каждый из них знал Вострицкого, и коротко или долго – но воевал под его началом.

…Автобус шёл прямо из Донецка, и не слишком спешил.

В автобусе ехало много людей, знавших о продолжительности пути, и потому запасшихся яичками и сальцом.

В одном из городков на пути к Москве эти четверо сошли.

Они, хоть и пропахли съестным, но накормлены никем не были.

У них ломило кости.

У них почти не осталось денег.

Настроение у них было отменное, но жрать хотелось ужасно.

Узнав, в какое время отходит рейсовый автобус в сторону деревни Вострицкого, – через час двадцать, – они покинули привокзальную площадь и сели на лавочку в ближайшем зелёном дворике, в сени деревьев.

Надо было принять совместное решение: купить ли на все имеющиеся у них монеты пива и беляшей – или сохранить хоть какую-то наличность до тех пор, пока не добрались до места.

– Мало ли что, – нудил Абрек; он был самым взрослым, и, кажется, уже начинал стареть. – А если сломается автобус – и надо будет ловить попутку? Мы останемся посреди дороги.

– Нам это никогда не мешало добраться, – сказал Худой.

Он ещё помнил те времена, когда ополченцы, стремившиеся к передовой – на место, скажем, прорыва неприятеля, – пользуясь личным оружием, тормозили любой транспорт, коротко обещали водителю сегодня, максимум, завтра вернуть его авто, и, наскоро освоившись с управлением, неслись навстречу чужой, а иногда и собственной смерти.

Худому нравилась та жизнь, и он с нежностью вспоминал о ней.

– А звери здесь водятся? – спросил Скрип.

Скрип вдруг вспомнил недавнюю историю, как ополченцы поехали в тыл на охоту. Ждали кабана, но выскочил заяц – и по зайцу начали лупить с разнокалиберных охотничьих ружей: мастера стрельбы, бывалые солдаты, прожжённые бойцы.

Самый смех был вовсе не в том, что никто не смог попасть в этого зайца, – более всего поразила снисходительная заячья реакция на происходящее: он лениво перебегал и приглядывался к стреляющим, – иногда, кажется, даже покусывая травку, – после чего неспешно двигался дальше, поворачиваясь то одним боком, то другим.

Ополченцы, наконец, догадались: да здесь же, вот в этом леске, в ближайшей деревне, и на поле, по которому скакал снисходительный заяц, – шли в первое лето войны жесточайшие бои.

Тут летали самолёты, танки месили землю, “коробочки” кружили кругами.

Этот заяц знал, как работает АГС-17, СПГ-9 “Копьё”, “Рапира”, “Утёс” и “ЗУшка”. Он пережил миномёты 82-миллимитрового и 120-миллимитрового калибра. Он знал, что такое РСЗО “Смерч”.

Его накрывало “Градом”, и не единожды, а, минимум, трижды.

Он видел, как взлетали на воздух деревья. Он метался между воронок такой глубины, из которых не смог бы выбраться даже лось.

И тут эти недоумки со своими ружьями. Заяц хохотал.

…ополченцы тоже хохотали в своём дворике: Абрек – вытирая слёзы, Худой – гнусавя, Дак – беззвучно, закинув голову и показывая рот с выбитым передним зубом, а Скрип – разливисто и громче всех.

В эту минуту подъехал милицейский “бобик”.

Абрек был обычным малороссом, но выглядел как абрек с дагестанских гор.

Худой был невнятный на вид, но косая скула и всегда будто засыпающий взгляд выдавали его татарскую бабку.

Скрип был натуральный казах, и все степные ветра оставили на нём свой след.

Выглядел как русский и был великороссом один Дак, но он затерялся среди этих гастарбайтеров.

К тому же все они были помятые, небритые и в смешанной форме одежды: на ногах – камуфляжные штаны, выше – разных расцветок безрукавки, на плечах – сомнительные, не всегда мужские сумки, только у Абрека рюкзак.

“Бобик” открыл дверь, и показался поленившийся выйти на улицу полицейский.

Он был толст и потен. На нём плохо сидел бронежилет.

– Э, оглоеды, ну-ка, подь сюда. Все четверо, – сказал полицейский.

На коленях полицейского лежал автомат оружейника Калашникова.

– Слышь, чернопятые? – уточнил полицейский. – Или мне по-узбекски надо выучиться для вас?

Среди всего прочего Абрек помнил, как в самом начале войны, уйдя в разведку, они лежали у дороги, и возле них остановился такой же вот “бобик”, только с украинской милицией. Водитель вышел к обочине отлить, а за ним, чуть подумав, с той же целью вылез и второй милиционер.

Вообще они ждали другую машину, но в тот момент передумали, и водителя погубили, а второго, не успевшего даже расстегнуть ширинку, взяли в плен.

После чего на “бобике”, втроём, ополченцы подъехали к ближайшему блокпосту – и за минуту задвухсотили там четверых, а пятого, подстреленного, но живого, засунули к милиционеру в “обезьянник”. Забрав с блокпоста неполный ящик гранат, полный ящик тушёнки, пять ножей, пять автоматов, пять раций и три “Мухи”, они отбыли.