Алексей Шерстобитов - Дневники обреченных

Многие смотрели на мою плоть, совсем не видя мое присутствие, но разве важно для кого-то есть душа у человека или совершенно бездушен? Наблюдая за нами по телевизорам, большинство увлекалось динамикой происходящего на экранах, буквально рукоплеща в моменты обвинений, кого угодно в попытке урезать массы в их правах, которых давно по факту не было — очень нравится гибнущим душам скандалы и прочие зрелища, теребящие низменные чувства и развращенные умы. Пусть резко видна разница между реальным и показываемым, но глухота к голосу собственной совести в самом человеке и Бога в его сердце, стирают эту разницу настолько, что восприятие человека, верующего в свою непогрешимость, быстро убеждает в его идеальности. Пообещайте человеку сделать его богачом, прогарантируйте самую лучшую и комфортную жизнь, но не дав, в конце концов, скажите, что спасли его от смерти и все это время молились за него, и этот человек предпочтет вас любому другому, нужно только убедить его в действительной угрозе.

Вот так я потеряла Бога, а плоть с разумом меня! Мы потерялись настолько, что между нами пролегал пропасть бездуховности и бессовестности, легла в основу возможности руководства нами темными силами, что воспринималось за единственно верные решения, даже, если со стороны они представлялись безумными. Третья наша составляющая дух, заместился злом, закрыв нас для любого добра. Зло сдерживалось, лишь там, где открытие его настоящего лица могло стать пагубным для достижения конечной цели — гибели не только человека, но и его души, что всегда главная и единственная задача для дьявола. В шаге от трагедии, Ангел наш смог, все таки, предупредить нас, пытаясь наставить на путь истины, вразумлял через страх не пройденного искушения, далее сквозь ужас последующего после испытания, но часто случается, что и стоящая на краю бездны своей гибели душа, не может поверить в свою страшную, приблизившуюся вплотную, участь, Но и долгое нахождение в таком положении пагубно — она привыкнув к кажущейся безопасность, пусть и на краю, убеждается, что может вполне удержаться сама и воспринимает себя богом, после переставая бояться и самой бездны, бросает ей вызов, и срывается вниз, уверенная в своих непогрешимости, всемогуществе. Лишь разбившись вдребезги, последними усилиями вопиет, обращаясь к Ангелу, рыдающему в отдалении: «До ужаса боюсь кончины своей, спаси и помилуй!» — вместо того, что бы, хотя бы попробовать произнести одно единственное, но невозможное для отрекшейся от Бога души: «Каюсь!».

О, как страшно и прискорбно, было мне неожиданно ощутить холод приближающегося ада, прошедшего между мной и плотью жала, рассекающего нас, казалось его оторвали от меня, бросив куском резины, уже ничего не стоящей и ничем не полезной. Увидев «себя», я неожиданно поняла, что это совсем я. Тот час пришло понимание краткой временности существования этого мяса, следом обрушилось осознание, ответственности за допущенные по желанию этого самого ошметка, который я сразу возненавидела, грехи плоти. Так много вин этого моего остатка выплеснулось на него, показавшись мерзким. Как могла я не только принимать его, но и поддаться уговорам принять эти искушениям, о чем не успев подумать по привычке, я увидела язвы этих самых страстей на себе, я кровоточила ранами в местах, где вошли в меня грехи, и где они выросли в пороки, а значит, и винить больше не кого! В это самое мгновения почувствовала я жажду всего, чем ублажало себя тело. Желание, быстро нарастающее, ни одного какого-то искушения, а всех вместе, что владели нами с телом, нестерпимо обжигали изнутри, но нечем совершенно было хоть малость из них утолить. Бесы своей мерзостью окружали меня, ничего не предпринимая, спорили только с Ангелами, смиренно слушавших их без доли желания уступать. Когда настало время, они кинув отродиям ада: «Да запретит вам Господь!» — подхватили меня и унесли со скоростью мысли — я ощутила, как передвигается мысль, от моей привязанности. Это не выглядело, как передвижение от места к месту, возможно мы оставались на месте, но изменилось все вокруг, что лишь произойдя, представило перед Предвечным. Все для меня перестало быть важным, мой страдание ввергли меня в такое безвыходное отчаяние, что я не могла и думать ни о чем другом, как только об уталеннии мучающего меня голода моих страстей. Становилось все тяжелее и невыносимее, поскольку я понимала, что негде мне взять отдыха, отвлечься, или исполнить хоть часть одного из желаний. Я не помню всего этого в подробностях, но сама подалась в сторону, где мне было привычно утолить голод моей плоти или моих эгоизма, гордыни, тщеславия. Тогда меня остановили и еще долго, на земле считается сорока днями, витала я в райских кущах, геенне огненной, мире духов, и лишь потом, отвернувшись от света, обрелась в комнате, где умирающая я возрождала трупы убиенных при жизни, а умирающие они напитывали меня, и так до бесконечности в охваченной неудовлетворенности жгущих и разрывающих страстей…