Марина Крамер - Удержи меня [СИ litres с оптимизированной обложкой]

Перед самым закрытием больницы приехал Даниил, как всегда, воспользовавшийся своим белым халатом, чтобы пройти прямо в отделение. Мы сидели с ним в коридорчике, в самом дальнем углу отделения, и Данька пытался согреть мои холодные руки.

– Ты хоть кофту теплую взяла? Здесь везде сквозит…

– Да. Как Максим?

– Маша, не надо, – попросил Данька, поднося мои руки к губам. – Это мои проблемы, не забивай голову. Тебе опять биопсию брали? – в вырезе халата была видна заклейка из пластыря.

– Брали…

– Больно было? – он участливо заглянул мне в глаза, и я смутилась – что я, маленькая?

– Терпимо. Боюсь до ужаса, – это вырвалось непроизвольно, но Данька порывисто прижал меня к себе:

– Машуля, ты не думай ни о чем, я знаю, все будет хорошо. Все обязательно будет хорошо…

Он просидел у меня до тех пор, пока молоденькая медсестричка, смущаясь, не попросила его уйти.

– Я приеду завтра, Машуль. Ты чего-нибудь хочешь?

– Нет. И приезжать тоже не надо, – попросила я, не глядя на него. – Мне тяжело видеть тебя.

– Машка, ты невыносимая! – рассердился Даниил. – Что ты накрутила себе? Я с ума схожу, когда о тебе думаю, а ты опять носишься с какой-то ерундой! И ты не запретишь мне приезжать, я все равно буду делать это!

Он поцеловал меня и ушел, а я вернулась в палату и снова легла, отвернувшись к стене, чтобы оградить себя от общения с соседками по палате.

…Потянулись дни. Время стало напоминать резиновый жгут – ты его тянешь, а он все растягивается… Знать бы только, когда лопнет. Данька приезжал каждый день, проводил у меня много времени. Эти визиты утомляли – было ощущение, что Городницкий старается загладить ТУ свою вину передо мной. А у меня, наоборот, с каждым его приездом это чувство росло – мне казалось, что я краду отцовское внимание у травмированного ребенка, что моя болезнь и я сама загородили Даниила от сына. Когда же я попыталась заговорить об этом с ним, Данька разозлился:

– Машка, ну, сколько раз говорить – не забивай голову ерундой! У Максима все почти в порядке. И потом… – он замялся, словно не решаясь сказать, а потом вдруг выдал: – Мы ведь с Оксанкой больше не живем вместе.

– Как? – изумилась я. – И ты так спокойно об этом говоришь?

– А что я должен делать? Да, не живем – Оксанка меня еще перед Новым годом вытурила.

– У Сереги обитаешь?

– У него, куда мне идти-то? Живу в нашей комнате… – Данька усмехнулся и взял меня за руку. – Там все о тебе напоминает, Машка…

– Дань…что мы наделали с тобой… Мы разбили две семьи и двоих детей оставили без отцов… – я подняла на него глаза – лицо Городницкого тоже стало мрачным.

– Маш… давай не будем об этом, а? Ты вспомни свою семейную жизнь – больно счастливая она была?

– Какую заслужила, такая и была! – я вдруг почувствовала неприязнь к Даниилу, словно только он был виноват во всем, только он один.

– Глупости это все. Что у тебя за привычка все драматизировать? – примирительно произнес Даниил, притягивая меня к себе. – Маш… я уже скоро пойду, а ты опять… снова расставаться на такой ноте – не надоело?

Ответить я не успела – в кармане халата зазвонил мобильный. Это оказалась Юлька:

– Мамуся, папа спрашивает – ты не против, если он приедет к тебе со мной вместе?

– Мне все равно, Юляша. Как твои дела? – надо же, какой щепетильный стал мой Артем – можно ли приехать!

– Ой, приеду – все расскажу! – заторопилась Юлька. – Побегу, а то он меня внизу ждет, в машине! Я же на тренировке была. Давай, мамусь, мы скоро приедем!

Я сунула трубку обратно карман и посмотрела на Даниила:

– Тебе пора. Сейчас мои приедут.

– Вдвоем? – почти враждебно спросил он.

– Вдвоем.

– Ну-ну… – протянул Даниил и встал с диванчика, на котором мы сидели. – Завтра приеду, поговорю с твоим врачом.

Я промолчала. Он поцеловал меня в щеку и пошел из отделения, высокий, широкоплечий… Но почему-то теперь почти совсем чужой. Я ощущала это с каждым разом все отчетливее – мы отдалялись друг от друга…

Артем.

Если бы не Юлька, я ни за что не согласился бы на эту поездку. С детства терпеть не могу больницы и все, что с ними связано. Но дочь просительно заглядывала мне в лицо, держась за руку и подпрыгивая от нетерпения на одной ноге:

– Пап, ну, пожалуйста! Мама там скучает, ей плохо… К ней никто не ходит, кроме нас с бабушкой, даже тетя Ира не приезжала ни разу…

В этом, кстати, ничего удивительного – Ирка дама самовлюбленная, ей до чужого горя никогда дела не было. Да и Марья вряд ли хотела видеть сейчас кого бы то ни было. Я бы тоже не поехал, но отвертеться от Юльки не смог – в последнее время дочь и так почти ни о чем меня не просила.