— Из гроба сбежал я, — сказал Марат.
— Да ладно тебе, — улыбнулся Заплетин и хлопнул Марата по плечу.
Плечо ощутилось костью без плоти, от рваной материи взвилась пыль. «Чёрт знает что, — вздрогнул Заплетин. — Если он сбежал из больницы, откуда на нём эти лохмотья»?
— Актёр ты, я должен сказать, замечательный. И приоделся превосходно. Ну, пошутили, и хорошо. Что, в самом деле, с тобой приключилось?
Марат закатил глаза под лоб, так что они преобразились в желтовато-белые яблоки, и стал ещё больше похож на зомби. Сердце Заплетина заныло, как ныло, бывало по ночам, когда ему снились привидения.
— Сначала я думал, что я умер, — сказал Марат, как из бочки, голосом. — Врачи послали меня в морг, и я провалялся там целый месяц. Потом меня закопали в землю. Я думал, что — всё, так в гробу и останусь, но меня откопали какие-то негры, дали выпить чего-то сладкого, иди, — говорят, ну я и пошёл. Давненько я водочки не пробовал. Хорошо бы напиться, наконец.
— Что ж не напиться! — сказал Иофилов, внезапно возникший рядом с ними. — Да ещё в таком идеальном составе. Бог ведь недаром троицу любит. Прошу за мой столик. Я угощаю.
Марат отшатнулся от Иофилова.
— Ну что вы! — Дружелюбно улыбаясь, Иофилов шагнул к Марату с вытянутой рукой. — Неужто меня не узнаёте? Иофилов, ваш старый знакомый.
Марат попятился ещё дальше. Его лицо, невзирая на страх, который вселял в него Иофилов, оставалось, как маска, неподвижным. Иофилов взглянул на Заплетина.
— Простите. Втроём не получается. Вы не могли бы меня подождать, а мы тут с Маратом объяснимся.
Заплетин кивнул и отошёл. На пути к столику обернулся. Они шли к выходу из ресторана. Иофилов следовал за Маратом, внимательно глядя ему в спину. Марат брёл, сгорбившись и раскачиваясь, как это делают орангутанги. За ними следили немало глаз, но окликнуть Марата никто не решался.
Пожалуй, с самым большим интересом за ними следил молчаливый мужчина в компании, справляющей бар-мицву. Он один из всего стола не дотронулся до алкоголя, и по этому поводу кто-то съехидничал: Кто не курит и не пьёт, тот здоровеньким помрёт. Тех, кто воздерживается от алкоголя, в русских компаниях не уважают, но над этой ехидной репликой усмехнулись совсем немногие, — те, кто не знал, что Фабрицкий не пил по состоянию здоровья. Мог бы, конечно, и пригубить, когда предлагался общий тост, но операция на сердце напугает кого угодно, если, конечно, тебе всё равно, проживёшь ты лет десять или неделю. А Фабрицкому было не наплевать. Он хотел жить, и не только жить, а как можно активней впитывать всё, что творилось в его пространстве. Фабрицкий поэтому подметил и Раису, исчезнувшую под столом, чтоб её хахаля ублажить, и охоту Тамары за мужиками, и поспешную отлучку в туалет Марка и Клионера, и их странно вытянувшиеся лица после посещения туалета, и спящего Литовкина, и многое другое, что успело случиться в «Русской Сказке». Особый интерес Фабрицкий проявил к элегантно одетому мужчине, возникавшему в разных частях ресторана, имевшему уйму друзей и знакомых, и почему-то менявшего бабочки, с чёрной на белую, с белой на чёрную. Благодаря своей наблюдательности, Фабрицкий был единственным в ресторане, кто подметил за этим человеком его странные перемещения: то есть он, вроде, сидит за столом, и вдруг его нет, как бы пропал, смотришь, а он за другим столом.
Но не одна только наблюдательность помогала Фабрицкому замечать то, что другие не замечали. Ему помогала его молчаливость, не врождённая, а навязанная компаниями. Во многих компаниях трудно приходится тем, кто не любит пустых разговоров, кто тактично никого не перебивает, кто мог бы слушать и ерунду, если б другие могли тебя слушать.
— Да, я бывал в ваших местах…
— А почему вы переехали?..
— Дома у нас сильно подорожали…
— Мой сын скоро закончит колледж…
— Я только «Тойоты» покупаю…
— Мы тоже в Париже побывали…
— И у нас было летом жарко…
— А что делает ваш супруг?..
Слушая подобную дребедень, Фабрицкий и злился, и тупел. Порой, чтоб не выглядеть человеком, которому нечего сказать, он пытался протиснуть что-то своё, но либо не мог дождаться паузы, либо его не понимали, либо не слышали вообще. И он замолкал до конца события, либо в расстройстве уходил.
Услышав фамилию Иофилова, когда тот разговаривал с Маратом, а потом как-то ловко его выпроводил, Фабрицкий вылепил на лице весьма сложное выражение и углубился в размышления, которые он несколько позже оформит в любопытную историю. Дадим ему время, вернёмся к нему, когда та история созреет.
Читать дальше