Александр Мигунов - Сказки русского ресторана

— Ну хорошо, — решился Заплетин. — Давайте по стопочке, и расскажу.

— Была у меня одна приятельница, — начал он историю про Карину. — Издали взглянешь — как будто молоденькая, но если приблизиться, то не очень, и лицо как бы несколько измождённое. А волосы чёрные, цвета вороны, едва не отблескивали синевой, без единого седого волоска. Меня познакомил с ней старый друг, мы с ним с четвёртого класса дружили. Так вот, затащил он меня как-то в деревню Гребнево, под Москвой, сказал, что там по воскресным дням протоиерей Димитрий Дудко ведёт религиозные беседы. Я знал, что власти Дудко не любили, то и дело лишали его работы, да и в тюрьме он посидел за своё упрямое инакомыслие. Свои проповеди и беседы он проводил в сторожке при храме; так там, когда мы туда явились, набилась такая толпа народу, что какие-то внутри не поместились. Среди них, конечно, были и стукачи, и агент КГБ со скрытой камерой, но мне на то было наплевать, я уже тогда намыливал на Запад.

Не помню, на какую тему была проповедь, но интереснее всего были ответы Дудко на вопросы о вере, о церкви, о Боге, об ангелах. До сих пор не забуду его лица, какого-то ангельского свечения, исходящего из него. И когда он в глаза мне поглядел, ласково, ясно и глубоко, мне показалось, он глянул мне в душу. После беседы отец Дудко всех пригласил на чаепитие. Все вышли во двор, а там под липами — столы с самоварами, закусками. Вот тут меня и познакомили с женщиной по имени Карина…

Заплетин умолк, опять в сомнении стоит ли трогать такую тему.

— Ну, и чего? Что было дальше? Получилось в постель её затащить? — не вынес молчания Литовкин.

— Какая постель? — отмахнулся Заплетин. — Она была слишком религиозной, чтоб её связывать с постелью. Её религиозность заражала. Она и меня сблизила с церковью. Я стал посещать воскресные службы, читал книги о русских святых и другую литературу религиозного содержания, которую Карина поставляла в неограниченном количестве. Даже внимательно ознакомился с «Протоколами Сионских мудрецов». Этот сомнительное произведение Карина выучила на память и очень часто его цитировала. Она видела злую силу в каждом встреченном ей еврее. Как ей удавалось их вычислять? По лицам? По нюху? Не знаю, как. Поглядит на неё человек в метро, и если она решит, что еврей, она тут же мысленно крестит себя и ставит между собой и евреем воображаемое зеркало, чтобы злая мысль или пожелание отразились назад, к тому человеку, и ему сделали худо. В общем, доходило до маразма. С Кариной я несколько раз посещал подпольные собрания религиозной группы каких-то необыкновенных интеллектуалов. Из всего, что они там говорили, я понимал, дай бог, половину. Иногда они восторженно замирали после Богу угодного слова и слушали, как слово это попадало в нужное духовное пространство.

Эмиграция знакомство наше прекратила, и, казалось бы, навсегда. Кто тогда мог предположить, что Советский Союз развалится, начнутся реформы, и нам, иммигрантам, предателям родины, отщепенцам разрешат приезжать в Россию. И вдруг, спустя несколько лет, я получил от Карины письмо. Она послала его из Италии. Ну не насмешка ли судьбы: ей удалось покинуть Союз благодаря тем же евреям. Всё тот же стандартный вариант: приглашение от родственников в Израиле, просьба властям о воссоединении с горячо любимым еврейским дядей… В конце письма Карина писала, что её Италия не устраивает, и просила выслать ей приглашение. То было бы не просто приглашение, то был так называемый гарант , в котором я обязывался обеспечить жильём, медицинскими услугами, и прочей финансовой поддержкой. Признаюсь, я тогда заколебался. В то время я сам был неважно устроен, доходы от уроков фортепиано кое-как покрывали расходы. Мы снимали тогда крохотную квартирку, в которую можно запихнуть дополнительного человека, но с большими неудобствами для хозяев.

— И что, отказал? — спросил Литовкин, встревоженный тем, что другой мужчина мог пропустить такую возможность поселить у себя какую-то даму.

— Да нет, я не то, чтобы отказал. Я написал ей, что, на мой взгляд, она в Италии лучше устроится. Во-первых, она знала итальянский, — язык этот был её профессией. Во-вторых, едва оказавшись в Риме, она нашла работу в Ватикане, в какой-то туристической организации. А в Америке… Что ей там делать без знания английского языка и без нужной стране профессии. Я попробовал описать, как её жизнь может сложиться в стране жёлтого дьявола . Да, слово дьявол я использовал, как один из сильнейших аргументов против её переезда в Штаты. Но нет, всё это было без толку. Уже в следующем письме она умоляла как можно скорее переслать ей приглашение. В Италии ей не понравились русские, включая батюшку в русской церкви и всех, кто работал в «Толстовском Фонде». А уж о евреях-иммигрантах вообще нечего говорить, — все были мошенники, спекулянты, и все прислуживали Сатане. Сам Рим, конечно, великолепен, — писала она, — но итальянцы…, это просто ужасные люди…