Александр Мигунов - Сказки русского ресторана

— Да ладно вам спорить, — сказала Лейла. — В переводе с арабского моё имя означает экстракт вина , и к этому имени не привязали, когда можно пить, а когда нельзя. Мужчины, скорее хватайте бутылки и разливайте ближайшим дамам.

И водочка щедро полилась, и даже иноземцы закивали на предложение им плеснуть в хрустальные немаленькие стопки. А после — замечательное опьянение, блины с икрой и с другими закусками, и разговоры о том, о сём, в основном об искусстве, литературе, о прошлом и будущем России, и, разумеется, о любви.

Время промчалось с такой скоростью, что когда о нём, наконец, вспомнили, на часах оказалось почти шесть вечера. Хозяйка предложила всем поужинать, но многим показалось неприличным ещё и на ужин оставаться, да и дела, да домой пора, да и дорога до дома неблизкая. Остались несколько человек, включая Заплетина с приятельницей. Они ещё долго вели беседы, пока кто-то не спохватился, что скоро закроется метро. Все, опьяневшие больше, чем в меру, но весело, радостно опьяневшие, уже собирались уходить, когда Лейла вдруг прослезилась и выговорила такое:

— Вот, вы сейчас все разойдётесь, и кто его знает, когда мы встретимся. А может быть, с кем-то совсем не встретимся. Господи, как всё это грустно! Почему мы нелепо так живём? Почему не пытаемся повторить такие замечательные моменты? Ведь это же просто — собраться ещё! И ещё много раз собраться. И, может быть, даже выделить дни для регулярных наших встреч. Здесь, у меня. Где ещё лучше? В центре Москвы. Рядом с метро. Так слушайте, давайте договоримся, и друг другу пообещаем, что не расстанемся никогда. В жизни ведь так мало людей, которые тебя тонко понимают, с которыми так хорошо общаться, так интересно, интимно, красиво.

Все бурно с Нурбаевой согласились, попытались даже договориться о каком-то конкретном дне, но у всех были разные обстоятельства, мешавшие тут же наметить дату. Решили как можно скорей созвониться, и снова как можно скорее встретиться. Когда расходились, у Лейлы был вид, будто она уже предвидела, что из её прекрасной идеи не получится ничего. У Заплетина был её телефон, и он не раз хотел позвонить, но либо стеснялся, либо боялся, не заподозрит ли она, что он хотел бы это знакомство обратить в интимные отношения.

Как-то Заплетин о том рассказал близкой приятельнице в Лос-Анджелесе, и напоролся на ответ: Какие ж вы, мужчины, идиоты! Пускаете слюни не там, где надо. Ах, — сомневаетесь перед звонком, — не подумает ли она…? Звоните, идите напролом! Вы даже себе не представляете, сколько раз женщина согласится на то, что вы собрались предложить. Женщины любят прямоту.

«Как же она сюда попала, в эту убогую квартирку, в кровать полуотёсанного мужика, в дохлый магазинчик антиквариата? — думал Заплетин, глядя на женщину, с которой, как со многими в России, он распрощался навсегда. — Какая глупость, ну что она сделала, решив эмигрировать в Америку. Не всем это нужно. Многим не нужно. У многих в Америке жизнь не складывается. Страна эта удобная, но жёсткая. Здесь надо бороться за выживание. Российские звёзды, попав в Америку, — почти как любой человек из толпы; конечно, за редкими исключениями, как Барышников, например. Многим знаменитостям в России жить значительно интереснее. Там у них слава, пусть ставшая прошлой, связи, культура, друзья близкие»…

Нурбаева Павла не припомнила, как не пытался он освежить приглашение на блины. Потом она, якобы, его вспомнила, но вспомнила, видимо, из вежливости. И было заметно, ей было стыдно видеть кого-то из того прошлого, когда она была знаменитостью и жила в недоступной многим роскоши; и вот, тот же самый человек видит её в незавидном свете. Обоим было неловко друг с другом, разговор их не клеился никак, и Павел, забыв, зачем он явился, поспешил распрощаться и уйти.

Магазин Верхолаза был убыточным, рента сжирала весь доход, и бизнес пришлось скоро закрыть. Певице стало нечего делать, она заскучала, захандрила, обострились духовны е несоответстви я, и скоро она в Нью-Йорк улетела, где, как советовали знакомые, больше культуры, чем в Лос-Анджелесе.

Верхолаз никогда не был женат. А вот стукнуло сорок пять, и он решил, что пора жениться. Опыт общения с американками его убедил, что его супругой непременно должна быть русская женщина. Он попытался жениться в Союзе, где выбор невест был колоссальный, но с женитьбой на русской не получалось. В те годы власти не поощряли брачные узы меж отщепенцами и молодыми россиянками, и ставили палки в колёса всем, кто имел западное гражданство. Регистрацию брака, например, назначали на то именно время, когда у туриста кончалась виза. В один из приездов с законной визой Верхолаза не пустили дальше Шереметьева, подержали там сутки без объяснений, и воротили его в Швецию, откуда он прилетел в Москву. Так он, в результате, и не женился, а позже был рад, что не женился, рад, что свободу не потерял .