Александр Мигунов - Сказки русского ресторана

— Вы, извините, не Нурбаева? — спросил он, оправившись слегка.

— Да, это я, — сказала она, пытаясь припомнить его лицо.

Припомнить его? Ну и задача. Мало того, что прошло лет десять, но он ещё сильно похудел, отпустил бороду и усы, нажил дополнительные морщинки. С последним, с усами и бородой, он не знал, как поступить. Вот если б воскликнул кто-нибудь искренне: да сбрей ты их к чёрту, они тебя старят! — вот он бы, наверное, тут же и сбрил. Что же касается Лейлы Нурбаевой, она уж действительно постарела, и, очевидно, не только от возраста. «Да как же, да как же такое возможно, — думал Заплетин, её разглядывая. — Такая певица, такая известность, столько пластинок с её голосом, сколько раз слышал её по радио, сколько раз видел по телевидению, в „Голубом Огоньке“ непременно участвовала… А уж сколько в ней тонкости, интеллекта!»

В интеллекте и в тонкости этой женщины ему повезло убедиться лично. Одна его приятельница-диссидентка предложила поехать в квартиру знакомой, живущей в доме на Чистых Прудах.

— У этой знакомой будет компания из интересных тебе людей, и угощать будут блинами. Быть там в одиннадцать утра.

Кто же откажется от блинов? Дом той знакомой был рядом с метро, и он оказался тем самым домом, в котором, как раньше слышал Заплетин, проживали совсем не простые люди. Подъезд оказался, впрочем, обычным, — слегка ободранным, полутёмным. Разве что в нём не пахло мочой, да и мусора не было видно. Они поднялись на третий этаж, открыла дверь девушка в белом фартучке и с белой наколкой в волосах, — ну настоящая служанка из состоятельного дома. Квартира по тем, советским меркам была огромная, просто роскошная, обставленная мебелью из Италии.

— Лейла, — сказала хозяйка, знакомясь. Лет сорока, худощавая, стройная, лицо с восточными очертаниями.

— Пожалуйста, в обеденную залу, — сказала она и пошла впереди, позволив Заплетину полюбоваться ладными, в чёрных чулочках, ножками.

Такого длиннющего стола Заплетин ещё и не видал, разве что в каких-то кинофильмах о жизни баронов и князей. Стол был накрыт человек на двадцать. Середину его занимали закуски, чуть ли не полный ассортимент Елисеевского магазина. Среди них мерцали хрустальные чаши с жёлтой, красной и чёрной икрой. И много бутылок с «Боржоми», пивом, вином, коньяком, виски и водкой, последняя густо покрыта инеем от того, что её минуты назад вынули из морозильника.

Вокруг стола, тихо беседуя, стояли уже прибывшие гости. Заплетин представился, как Павел, с ним тоже знакомились только по имени. Чуть позже приятельница Заплетина ему пояснила, кто были гости. Весьма представительная компания: режиссёр театра на Малой Бронной, народный артист, киноактёр, чемпионка страны по танцам на льду, известный писатель, поэтесса, художница, пианист… Имена всех Заплетин тут же забыл, хотя по фамилиям знал некоторых.

Взглянув на часы, хозяйка сказала, что она ждёт ещё одну пару, и если кому это любопытно, она бы могла показать квартиру. Те, кто квартиру ещё не видели, прогулялись по спальням, гостиной, по кухне, где девушки в фартучках хлопотали над закусками и блинами, по кабинету, библиотеке. Больше всего гостей поразила комната, похожая на внутренность избы, и где была русская печка, с лесенкой, так и манящей вскарабкаться и утонуть в пышной перине. К печи были пристроены полати, середину избы занимал длинный стол модели «Куриная Ножка», вокруг него деревенские лавки, в правом углу висела икона, — всё, что положено быть в избе.

А тут и последняя пара явилась. Муж и жена, американцы, владельцы журнала и издательства, публиковавшие самиздат и всё, запрещённое в Союзе. По-русски они говорили неплохо, даже удивительно неплохо. Хозяйка всех пригласила за стол. Служанки забегали с блинами, горячими, только со сковородок.

— Водочки, что ли? — сказал режиссёр театра на Малой Бронной.

Американцы засмеялись, оба взглянули на часы:

— Одиннадцать двадцать. Водку? Так рано?

— Что значит рано? — им возразил именитый киноактёр. — У нас в России такого нету. Ежели пить, так когда угодно. А у вас какое правило в Америке?

— Правила нет, как такового. Но как бы не гласно, американцы пить начинают не раньше двенадцати. А лучше всего — перед самым ужином.

— Что же нам делать? — спросил режиссёр. — Ждать ещё целых двадцать минут?

— Ещё не хватало! Что значит ждать? — зашумела вся русская компания. — И им, иноземцам, ждать не позволим. Пусть соблюдают наши обычаи. В чужой монастырь…