Даниэль Шпек - Piccola Сицилия [litres]

– Это синьор…

– Райнке. Мориц Райнке.

Осознав, что он немец, она отдернула руку.

– Сядь, Мими. У него новости от Виктора.

Лицо Мими напряглось. Приготовилась к дурной вести.

– Он говорит, что Виктор жив. Он его видел.

– Да, – тихо сказал Мориц. – Он был арестован, но смог бежать.

Альберт и Мими смотрели на него молча. Керосиновая лампа шипела и беспокойно мигала. Они сидели друг против друга словно в пещере, и то, что определяло их жизнь в последние шесть месяцев, – иерархия – исчезло. Пока вчерашние господа превращались за стенами дома в гонимых, эти трое еще не знали, как обходиться с новыми ролями. Они преодолевали это с натянутой вежливостью. Мориц же чувствовал еще нечто неожиданное. От этой чужой супружеской пары исходило то, что было так привычно на родине, но на фронте кануло в забвение, – приличие.

– И где Виктор теперь? – помедлив, спросила Мими. К недоверию в ее голосе примешивалась надежда.

– Я не знаю. Он хотел пересечь алжирскую границу.

– Почему вы пришли к нам?

– Он просил передать, что он в безопасности. Ясмина…

Альберт и Мими переглянулись. Мориц попытался угадать их мысли. Теперь они понимали, что он не совсем выдумал все это.

– Что вы с ним сделали? – спросила Мими.

– Ничего. Его должны были расстрелять, но я помог ему бежать.

Он сказал это без гордости, и, может, поэтому Альберт и Мими почувствовали, что он не врет.

– Почему вы это сделали?

– Потому что… – Мориц сам не знал ответа.

Мими что-то шепнула Альберту.

– Нет, – тихо ответил ей Альберт, – я познакомился с ними. Есть и хорошие.

Это «есть и хорошие» царапнуло Морица. Хорошие для одного – плохие для другого. Если бы товарищи его тогда застукали, то казнили бы вместо Виктора – как предателя. Но добро ни с чем не спутаешь. На их языке, в их культуре оно означало то же, что и в его: когда один человек помогает другому.

Но откуда им знать, что он говорит правду? Он принялся рассказывать о ночи, когда освободил Виктора. Как тот выглядел, как звучал его голос. Рассказал, как его схватили на ферме Жака. Только одну деталь он опустил: как подсматривал за Виктором и Ясминой. Добавил, что Ясмине удалось бежать.

– Она в безопасности? – спросил Мориц.

– Да, – коротко ответил Альберт.

Мими раздумывала. Затем приняла решение. Она позвала Ясмину. Мориц чувствовал, что Альберт этого не одобряет. Но Мими дочь нужна была как свидетельница – удостовериться, что немец говорит правду.

Когда в комнате появилась Ясмина, Мориц не сразу ее узнал. Длинные кудри сейчас были собраны в строгий узел. Она словно повзрослела. И была очень красивой. Он встал.

– Это синьор Мори́с, – сказала Мими. – У него новости от Виктора.

– Мо́риц, – вежливо поправил он.

Узнал он ее по взгляду. Глаза, которые искали. Глаза, которые горели. Глаза, которые поглощали. В тот же момент и она узнала его. Лицо ее потемнело.

– Ты знаешь этого синьора? – спросил Альберт.

– Нет.

Почему она лгала? Руки у нее дрожали.

– Где Виктор?

– Я не знаю.

Внезапный стыд охватил Морица. Ясмина неожиданно шагнула к нему и закричала:

– Что вы с ним сделали? Вы его пытали? Вы его убили?

Мориц не ожидал такой неукротимой ярости. Как будто он был предателем. Нарушившим их тайный пакт.

– Я не выдавал вас, – пробормотал Мориц. – Поверьте мне.

– Вы не люди! Вы хуже, чем звери!

Мими удержала дочь, схватив ее сзади за локти:

– Ясмина! Что с тобой?

– Ваш муж в безопасности, – сказал Виктор. – Он просил меня передать вам привет.

– Муж? – удивленно спросил Альберт.

– Виктор.

– Виктор ее брат, – объяснила Мими.

Мориц лишился дара речи.

– Что ему здесь надо? – резко спросила Ясмина посреди установившейся тишины.

– Он говорит, что Виктор бежал. Он говорит, что помог ему бежать.

Глаза Ясмины полыхнули:

– Он его выдал.

– Но откуда… Ты что, уже видела этого синьора раньше, Ясмина?

– Нет!

По лицу ее потекли слезы. Она не могла с ними справиться. Мими обняла дочь. Альберт повернулся к Морицу:

– Пожалуйста, извините ее. Она очень любит брата.

– Он описал нам, как схватили Виктора, в точности как и ты, – сказала Мими. – На ферме француза, двадцать пятого марта.

– Я был при этом, – сказал Мориц. – Но не я его арестовал. Я только видел…

Ясмина впилась в него глазами. В них были страх и угроза разом. Он понял, что она хочет ему сказать: не касайся моей тайны. Родители явно ни о чем не догадывались. Упомяни он об этом, они бы тотчас вышвырнули его.