Даниэль Шпек - Piccola Сицилия [litres]

Моторы уже работали, когда к самолету подкатил открытый «мерседес». Молодцеватый офицер СС выпрыгнул из машины и помахал пилоту. Короткая взволнованная перепалка со штабным офицером. Это странно, и вот уже солдаты выгружают из автомобиля шесть ящиков из-под боеприпасов. Штабной офицер подал знак пилоту, и люк снова открыли. Двое солдат втащили на борт тяжелые ящики. Из кабины вышел пилот. Вы с ума что ли все посходили? У нас уже перегруз! Офицер СС поднялся на борт и настаивал на отправке. Я не смогу взлететь, машина переполнена, протестовал пилот. Офицер СС протянул ему бумагу: приказ фюрера. Против этих слов все были бессильны – пилот, штабной офицер… и два пассажира, которым пришлось покинуть самолет. Один уступил место эсэсовцу, второй – его грузу. Фильмам Морица позволено было остаться на борту. Министерство просвещения и пропаганды, адрес известен, доставим, будьте спокойны!

Мориц стоял на взлетном поле, когда «Юнкерс Ju-52» покатился к взлетной полосе. Солдаты рядом молчали. Теперь и он стал частью кадра, который не снял. Внезапно один из солдат отделился от толпы, отшвырнул оружие и побежал за самолетом. В отчаянии он вцепился в шасси, когда машина уже ускорялась. Она тяжело оторвалась от земли, затем снова царапнула бетон и мучительно медленно стала подниматься. Пилот покачал крыльями, чтобы стряхнуть непрошеного пассажира. Мориц и другие смотрели, как парень загребает ногами, повиснув под брюхом самолета, медленно летящего к морю. В какой-то момент, когда тело на фоне неба уже слилось с самолетом, он сорвался и рухнул вниз. Глухой удар о землю, солдат остался лежать неподвижно. Никто не сказал ни слова. Санитары не побежали к нему.

Лучше уж к англичанам. Это ближе к родине. Они хотя бы хорошо обращаются с пленными. Мориц не хотел этого слышать. Плен был ему глубоко противен. Немецкий офицер не сдается. Он думал о Фанни. Он стремился только к ней. Унижение плена страшило его меньше, чем перспектива больше не увидеть Фанни. Штабелируйте мешки с песком, быстро! Все куда-то побежали, офицеры выкрикивали команды, и несколько отчаянных уже разворачивали полуразрушенную зенитку в сторону дороги, откуда ожидались танки. Бессмысленное сопротивление неизбежному.

Потом показались «харрикейны» на бреющем полете. Их пулеметы поливали смертоносным дождем открытую местность. Беззащитные солдаты падали один за другим. Мориц побежал. Ногу пронзила жгучая боль. Он бежал дальше, не обращая на боль внимания, мимо разрушенных строений, бежал, пока «харрикейны» разворачивались для нового захода, бежал подальше от этого открытого всем на обозрение огромного блюда! Задыхаясь, остановился и глянул на свою ногу. Штанина пропиталась кровью. Пуля все-таки догнала его.

Он собрался разорвать штанину, но тут увидел вдали клубы пыли. Танки! Стиснув зубы и пересиливая боль, Мориц кинулся в поле. Среди камней и бурьяна темнел обгорелый остов автомобиля. Мориц забрался внутрь. Остов был черный от сажи, вонял дымом и мазутом. От сгоревших сидений остался лишь железный каркас. Руль оплавился. Но крыша и дверцы были целы. Пригнув голову, он наблюдал, как танковая колонна ползет к аэродрому. Американские «шерманы». Земля дрожала как при землетрясении. Мориц подумал о товарищах, укрывшихся за мешками с песком. У них ни единого шанса. Вдруг один из танков на полном ходу повернул свою башню, направив дуло прямо на Морица. Он пригнулся, в любую секунду ожидая смертельного разрыва снаряда. Это решило бы дело быстро. Но ничего не произошло. Танки всё ползли мимо. Загремели выстрелы со стороны аэродрома. Пулеметы против танковых орудий. За танками двигалась пехота. Мориц оказался в тылу врага – фронт просто переехал через него. Он был отрезан от своих. Как только он выберется отсюда, его заметят. Над головой гудели «харрикейны».

Он ждал темноты. Глотка горела от жажды. Спина болела от скрюченной позы, из голени все текла кровь. Он оторвал от рубашки рукав и перетянул бедро чуть повыше колена. Обшарил фотосумку в поисках чего-нибудь съестного. Но там были только фотоаппарат, объективы, тряпица для оптики, карманный нож, зажигалка. И письма от Фанни. Он вытащил их и читал, вышептывая губами слова из другого времени, а вокруг рушился мир. Он читал их как человек, забывший молитвы. Он был как Иона во чреве кита. Достав из конверта последнее письмо, он заметил обрывок карты, который дал ему Виктор. Нацарапанный адрес и короткое: È un amico. Три слова, в которые вцепилась почти умершая надежда.