Ганс Фаллада - Крестьяне, бонзы и бомбы

— Нет, спасибо, с меня довольно, — четко отвечает свидетельница и покидает зал.

Председатель: — Служитель, вызовите свидетеля, гауптвахмистра полиции Харта.

Все покорно усаживаются, ни интереса, ни любви к показаниям полиции никто не испытывает.

— Как нас уведомила защита, — говорит председатель свидетелю, — вы желаете дополнить ваши показания еще по одному пункту.

Однако гауптвахмистр удивлен: — Защита? Нет.

Он недоверчиво оглядывается на Штуффа, тот дружески кивает ему и подмигивает. Полицейского осеняет: Штуффу каким-то образом удалось надуть защитника; и Харт добавляет: — Ну, хорошо. Пусть и защита.

Председатель пристально смотрит на свидетеля, догадавшись, что тут что-то неладно, опять кто-нибудь ведет закулисную игру, как уже не впервые на здешнем процессе.

— Так в чем дело? — спрашивает он.

— Несколько дней назад я рассказывал на допросе, как я дежурил регулировщиком на Штольпер-Торплатц. Как ко мне подошел какой-то крестьянин и стал меня задирать, издеваться, в общем, допек меня до того, что я был готов всех крестьян избить. Так вот, этого крестьянина я видел сегодня утром в комнате для свидетелей, он там сидел.

— Крестьянина? — удивляется председатель. — Вы, наверное, ошиблись. На сегодня ни одного крестьянина не вызывали.

— Но я же сам его видел, такой толстый, мрачный, с белым лицом.

Председатель на минуту задумывается. Он видит, что защитник собирается что-то сказать, но ему уже все ясно. «Ловко сработано, — думает он, — Штрайтер в десять раз проворнее, чем эта сонная тетеря — прокурор. Вахмистр просто глуп и ничего не подозревает. Ничего. И как это Штрайтер сумел провернуть?»

Но вслух он говорит: — Нет, крестьян сегодня не допрашивали. Но, может быть, ваш крестьянин сидит в зале. Обернитесь, взгляните на публику.

Пока гауптвахмистр Харт приступает к осмотру, председатель внимательно вглядывается в одного человека. Человек сперва отвернулся, потом полез в карман, вытащил носовой платок и начал негромко и терпеливо сморкаться.

Однако ему это не помогло. Харт прямехонько направляется к нему и во всеуслышание (публика напряжена до предела) объявляет: — Вот — этот человек.

— Вы уверены, — спрашивает председатель, — что именно этот человек насмехался, издевался над вами и провоцировал вас?

— Ошибка исключается, господин председатель окружного суда, — отвечает вахмистр. — Это — он. Тогда на нем была зеленая шляпа с кисточкой, зеленая сермяга и сапоги с отворотами. Он сейчас пытался спрятать от меня лицо, — вот вам и доказательство, что это он.

— Я вовсе не прятал лицо, — грубо возражает тот. — У меня насморк, а при насморке обычно сморкаются. Напротив, я вам благодарен за то, что вы даете мне возможность дополнить мои показания.

— Ну, ну, — замечает Харт, — чесать языком вы умеете, это я…

Вмешивается председатель: — Свидетелям разрешается говорить, лишь когда их спрашивают. Господин Харт, этот человек не крестьянин, это господин комиссар уголовной полиции Тунк из Штольпе.

— Вот черт… — Харт умолкает и, повернувшись к столу прессы, смотрит на Штуффа.

Но Штуфф строчит.

Харт опять поворачивается к председателю.

— Все было так, как я рассказал. И если этот господин — комиссар уголовной полиции, тогда я ничего не понимаю. Он сказал мне: « Мы , крестьяне, поколотили вас, полицейских… а ты смывайся побыстрее, не то мы надраим вам хари…» Не понимаю, господин председатель, ничего не понимаю…

Комиссар по-прежнему невозмутим. Его ничто не может вывести из себя.

— Считаете ли вы, — спрашивает его председатель, — что господин Харт правильно изложил обстоятельства?

— Вполне, господин председатель окружного суда, вполне. Мне даже хотелось раздразнить его еще больше, чем это следует из его слов.

— А зачем? Вам это не казалось рискованным?

— Мне это казалось правильным, господин председатель. Я действовал по зрелом размышлении. Я видел, что силы полиции невелики, а крестьяне весьма многочисленны. Крестьяне были возбуждены, в боевом настроении, полиция же спокойна и не склонна к решительным действиям.

К тому же я заметил, что старший инспектор ведет себя вяловато, и счел уместным поддать жару. Вступать в прямой контакт с полицией я не имел права. Поэтому избрал такой способ. Я хотел встряхнуть полицию, настроить ее по-боевому, но прежде всего стремился к тому, чтобы крестьяне не захватили ее врасплох. И как нам сообщил господин Харт, этой цели я достиг.