— Норови по тому же месту! Так! Так!
Когда у казака, взятого в батоги, напрочь отшибало память и он едва не испускал дух, воевода подавал дельные советы, как отливать водою того бедуна, чтоб поскорей очухался и добрал все, что ему полагалось. Тогда плечистая фигура воеводы металась по галерее. Герасим то и дело теребил свою черноватую бороду и звал воеводшу да двух сыновей:
— Глядите, любезные! Глядите!
Если же смотрел порку с крыльца съезжей избы, то был несколько сдержан: не бегал и больше молчал, лишь немигающие глаза его вспучивались и застывали, точь-в-точь как у филина. А усы подрагивали и сами по себе пушились.
— Вон она, воеводина милость, — вполголоса говорили казаки.
Не было вины, которую бы простил или за которую частью взыскивал бы Герасим. Даже забытые в остроге пустячные вины вспоминались теперь и судились по всей строгости. И в этом люди видели направляющую руку Васьки Еремеева, так он сводил свои давние счеты с красноярцами.
Лишь когда киргизы стремглав бросились от Алтын-хана, Герасим на какое-то время отвлекся от сысков и судов: его напугали монголы, воевать с ними не то, что на печи с тараканами. Пойдут они на Красный Яр войною или не пойдут, а быть к тому готовым воевода обязан.
Герасим стал плохо есть и спать в ожидании, когда вернется из Киргизской степи пятидесятник Трифон Еремеев. Опять же послал Герасим к Алтын-хану не Родиона, не Ивашку, не Степанку или кого-то еще опытного в посольствах, а сынишку подьячего. И шептались по избам люди, что какую-то собственную выгоду имел от того Васька, и, может быть, не один он, а вкупе с воеводою.
Ничего веселого для красноярцев Трифон из орды не привез. Хан откровенно признался, что ему сейчас туго. По ту сторону Саянского камня его караулят халхасские и джунгарские ханы, они уже побили его и еще побьют, если он вдруг попытается вернуться на свои кочевья.
Тогда Трифон спросил, отчего же Алтын-хан нещадно грабит и убивает киргизов, сжигает их мирные улусы. На это Лопсан ответил, что он пришел к своим людям, к киргизам, искать защиту и кормиться и волен поступать он с ними, как ему хочется.
Единственно, в чем уступил хан русским, это — в ясаке. Он обещал собирать ясак в Киргизской степи после воеводы, что останется у племен и родов, считавшихся данниками у Алтын-ханова деда и отца.
— А землица-то Белого царя! — стоял на своем Трифон.
— Белый царь дал мне грамоту с большой красной печатью, чтоб я управлял в степи всеми народами, — сказал Лопсан и пообещал прислать эту грамоту красноярскому воеводе.
Но прежде грамоты он прислал своего ловкого умом посла. Дозорщики остановили его неподалеку от улуса Бугача, на чистоструйном притоке Качи, который тоже назывался по имени хозяина этих мест — Бугачом. Казаки не пустили настырного посла в острог без приказа воеводы. А Герасим, узнав про посла, решил хорошенько пугнуть его, чтоб тот повел разговор у монголов о несметной силе русских: повелел воевода сделать холостой выстрел из ломовской пушки, да чтоб грохнуло посильнее.
Пушкарь Гришка Осипов, хоть и считался мастером бронного и огненного дела, еще ни разу не стрелял из такой чертяки. Он споро зарядил ее, на совесть запыжил всяким тряпьем и по знаку стоявшего внизу воеводы поджег фитиль. И Гришка вовремя дал стрекача с раската Алексеевской башни. Пушка ударила грозно, в самый раз, и посол зажмурился, он чуть ли не до смерти испугался выстрела, однако ствол у того орудия порвало и починить его теперь было уже нельзя.
Герасим пообещал высечь оглохшего Гришку кнутом, а пока что распорядился впустить в острог посла со всей его встревоженной свитой. Посол при встрече с воеводою начал не с обычных приветствий, а сразу же спросил:
— Как далеко стреляет эта пушка?
Оказывается, он не увидел, где упало ядро. Воевода объяснил, что пушечное ядро улетело за Енисей, за гору Такмак, может, даже до самого Алтынова войска.
— Но великий хан не воюет с Красным Яром, — растерянно сказал посол.
— Мы и не целили в хана.
Посол перевел дух и удовлетворенно закачал головой. И попросил теперь же показать ему то орудие.
— Государь не велел показывать, — серьезно возразил Герасим.
Монголы явились не с войною, они приехали всего-навсего требовать возвращения трех киргизских родов на прежние их кочевья. Эти роды почему-то еще не заплатили монголам албана.
— Какие такие роды? — насторожился воевода.
Не заглядывая в записи, посол бойко перечислил:
Читать дальше