Анатолий Чмыхало - Дикая кровь

— Не кручинься, свет Феклушенька, бог с тобой, — по-отечески гладил ее.

Феклуша, маясь любовью, прямо-таки леденела и убивалась, что Куземко бывает с инородкой Взнуздала его та разлучница-полонянка. И Феклуша искала верный способ, как оторвать Куземку от нее. Вгорячах подумывала даже убить полонянку, отравив ее, или еще как. Потом решила устроить тайный побег Санкай из острога. Она приготовила для полонянки справного коня, договорилась перевезти его загодя на правый берег Енисея, куда лежала бы тайная дорога Санкай. Теперь Феклуша искала удобного случая поговорить с инородкой.

И такой случай вскоре представился. После заутрени, выйдя из церкви в пестрой, плескавшейся, густо замешанной толпе женок, Феклуша неожиданно столкнулась с Санкай и, выхватив ее из толпы, отозвала за угол храма, подальше от любопытных.

— Беги-ко домой, к отцу, к матери! Попадешь за Енисей и держись все на восход. Через два дня на третий доедешь до Кана-реки, а там, сказывают, и кочуют твои родичи.

— Неладно, — головой покачала Санкай.

— Коня дам тебе лучшего, еды дам на дорогу!

— Неладно.

— Да уезжай ты отсюда, неразумная! — с болью выкрикнула Феклуша.

— Уезжай, уезжай, — передразнила инородка. — Куземко меня себе в жены возьмет, шибко любить будет, — и раскатилась беспечным, счастливым смехом.

Феклуша резко повернулась и, закрыв темным платком пылающее от волнения лицо, не видя пути, заспешила домой. А дома нырнула в подклет, бросилась на Куземкину подушку и долго навзрыд оплакивала свою переменчивую, свою разнесчастную судьбу.

Выручать Табуна из острога приехали Абалак и Емандарак, а с ними девять молодых, самых осанистых и отчаянных в степи воинов. Они привезли в ковровых торсуках соболей с Табунова улуса и богатые подарки воеводе. Провожая внуков на Красный Яр, древняя Абакай, пришептывая смятыми губами, говорила:

— Непривязанный медведь не пляшет — это хорошо знают люди Белого царя. Они хотят соболей — они сполна получат свое. Но аманатом, вместо вашего дяди Табуна, будешь ты, высокородный Емандарак. Так надо, мой ручеек. О если бы упрямец Ишей послушался меня, мы давно были бы в родственной нам прекрасной Джунгарии!..

Одинокая, она, как изваяние, долго стояла на степном кургане, по пояс в густых ковылях, и желтыми глазами старой волчицы смотрела в широкие спины удаляющимся внукам. Она была довольна, что выросли они в могучих баторов, и огорчалась, что нелегко будет им ладить с сильными соседями киргизов. Месяц назад получила Абакай весть из Джунгарии о смерти своего дорогого племянника Богатура-контайши. Но не сама внезапная смерть великого родича обеспокоила княгиню — всяк умирает в свое время, Абакай тоже скоро умрет, — ее обеспокоило, каким будет преемник Богатура. Заступится ли он за киргизов, когда войною пойдут на них монголы или русские? Устоит ли Киргизская орда под бешеным натиском могущественных государств?

Племянников Табуна с почетом принимал Михайло Скрябин. В светлой горнице воеводских хором пили домашние наливки. К полному яств столу был приглашен и Табун. Угощаясь, князец пылко обещал Скрябину жить под государевой рукой мирно и неизменно, ежегодно присылать воеводе в почесть мягкую рухлядь.

Как только, оставив аманатом Емандарака, киргизы уехали в свои улусы, Скрябин приказал отпустить Маганаха из города. Ивашко, больше чем сам Маганах, обрадовался разумному воеводскому решению. Отъезд пастуха сулил скорую встречу с Ойлой, о которой теперь, не переставая, думал Ивашко. В мыслях он видел Ойлу хозяйкой большого улуса. В степи тонкими синими дымками курятся юрты, по мягкой и седой от росы травяной кошме бегают ребятишки, и среди них самый старший — Федорко. Ивашко дает Федорке строгий наказ, чтоб малыши далеко не расползались по степи — их может обидеть бодливый бык или баран, — а сам сидит с Ойлой в убранной коврами юрте и медленными глотками пьет холодный айран, и ему приятно, что жизнь так хороша, так весела и безоблачна.

Про предстоящее Маганахово возвращение в родной улус узнал Родион Кольцов. Бросил работу на пашне, прискакал к Верещаге в город. И сразу курная изба наполнилась пряными запахами багульника, богородской травы, дегтя и конского пота. Переступив порог, атаман поздоровался лишь с одним дедом, Ивашку, Маганаха, не говоря уж о Федорке, атаман вроде бы не замечал.

— Тебя попроведовать пришел, залихват! — сказал он Верещаге, пригибаясь, чтобы не удариться головой о матицу. — Ну как помрешь, а за мною должок останется. Харе целый рубль задолжал. Оно так.