Анатолий Чмыхало - Дикая кровь

— Давно, — пылко ответила Харга. — Как только Маганах покинул улус, так и случилось, в ту самую ночь. Воинов много было, и за ними никто не погнался. О, если бы Маганах был в юрте!..

— Как же теперь? — подавленно спросил Ивашко.

Он готов был вскочить на коня и лететь в ненавистный улус Шанды, отобрать и увезти к себе любимую Ойлу. Но у Ивашки уже не было коня. А Ойла, наверное, согласилась со своей участью. Если бы это было не так, она бежала бы от трижды проклятого Шанды. Темной ночью, презрев все опасности…

Ивашко понимал, что древние законы степи неоспоримы: беглянку догонят и убьют, тем более, что она жена одного из самых знатных киргизских князцов. О Шанда, как не разгадал твоих рысьих повадок Ивашко, когда князец бродил вокруг юрты старой Тойны и вынашивал дерзкие воровские планы. Если бы ты попался сейчас под руку Ивашке — дорого заплатил бы за свое лютое коварство!

Но Шанда был далеко от города, и его неусыпно сторожили в улусе верные ему воины, да и сам он был нетрусливым. И Ойла жила с ним, во всем угождая ему, своему грозному властелину, делила с ним ложе на мягких кошмах новой юрты. О Ойла, Ойла!..

При одной мысли об этом Ивашко задохнулся от жгучей боли в сердце и застонал мучительно, протяжно, как смертельно раненый марал. И лицо у Ивашки задергалось и побелело.

Маганах кивнул на осмелевшую Харгу, поправляющую платье:

— Ее привел. Она будет спать с тобой.

— Буду, — сказала Харга и скромно опустила взгляд.

Она была похожа на Ойлу: тот же маленький, с ноготь, нос, те же вразлет брови, жаркий румянец на загорелых щеках. И говорила совсем как Ойла — часто и со смешком.

— Хочу, — подтвердила Харга нетерпеливее и громче, считая, что Ивашко не расслышал ее.

— Она не хуже Ойлы. Она нарожает тебе столько парней, сколько захочешь, — расхваливал сестру Маганах.

— Много нарожаю! — подтвердила она. И тогда Ивашко порывисто обнял Харгу, положив узловатые, сильные руки на пахнущую ветром худенькую ее спину. И почувствовал, как подалось и затрепетало, словно молодое деревце, ее гибкое, тугое тело.

— Пойдем, добрая девушка, — с нежностью сказал Ивашко.

Минуло десять лет. Киргизская орда по-прежнему со страхом и смятением поглядывала на юг, откуда время от времени приходили монголы, и цепенела перед Алтын-ханом, который считал ее племена вечными своими данниками и с изощренной жестокостью расправлялся с ними. Постоянное войско монголов было во много раз больше необученного киргизского войска. Прогнать Алтын-хана за Саянский камень помогали киргизам русские. Так было и в 1656 году, году Человека, когда Лопсан-тайша с семью тысячами не знающих жалости цириков пришел на Ербу, разорил дотла тубинские и езерские улусы и готовился к походу на Томск, когда красноярский воевода спешно послал к Лопсану атамана Родиона Кольцова, который напомнил монгольскому царевичу о клятве, данной в свое время его отцом, Гомбо Эрдени, Белому царю…

Заносчивый Лопсан оборвал атамана на полуслове:

— Отец мой, хотя и клялся на верность, но он стар; лама, что клялся, умер, Дурал-табун погиб. Я никому не давал клятвы.

— Ты, тайша Лопсан, не греши, сойди с Киргизской земли и впредь сюда не приходи, не навлекай на себя государева гнева, — строго предупредил Родион.

— Земля из веку наша! — сказал Лопсан с присущей ему дерзостью. — Сойди с земли, — брезгливо скривя полногубый рот, передразнил он атамана. — Так из юрты выживают собаку, вон и только. А я пришел на свои земли и сойду, когда захочу.

Выдержка и на сей раз изменила Родиону. Он вгорячах наговорил хану резких слов, пригрозил войною, и надменный Лопсан тотчас же принял вызов. Лопсана нисколько не испугало, как в прошлом году его старого, немощного отца, объединение воинских сил сибирских городов с киргизами, он спесиво сказал:

— Я рад мириться — и на бой готов. Вы воины, и мы не женки, скажите лишь, на каком месте быть битве.

Воевода рассердился на своевольство монголов и пошел на самую крайнюю меру: послал на Лопсана-тайшу отряд в четыреста человек — все, что наскребли на Красном Яру. Это был отчаянный шаг, возможность которого всегда учитывали монголы. Как бы то ни было, а они не приняли боя: не дожидаясь подхода русских, поспешно убрались за Саяны. Правда, уход Лопсана-тайши из Киргизской степи совпал по времени со смертью Алтын-хана Гомбо Эрдени в его ставке у хребта Танну-Ола.

Неукротимый и своевольный Лопсан стал третьим по счету Алтын-ханом. Жажда абсолютной власти сразу опьянила его, вскружила ему горячую голову, он начал интриговать и грубо вмешиваться в дела соседних монгольских ханств. И когда в 1661 году, году Коровы, умер правитель Дзасакту — ханского аймака Норбо, Лопсан руками верных людей убил его преемника, чтобы посадить на престол другого, угодного Лопсану хана. Родственники убитого попросили помощи у Тушету-хана и Саин-нойона, владетелей крупных монгольских держав, и те одновременно выступили против Лопсана и в коротком сражении разбили его.