Алла Калинина - По образу и подобию

Проснулся я поздно, сослепу нащупал на табурете очки и стал прислушиваться, что происходит в доме. То, что все мои неприятности мне не приснились, я понял сразу, но почему-то надеялся, что все не так уж плохо. Почему-то мерещилось мне, что Ксения на самом деле покрасивее, поумнее и получше воспитана, чем показалось мне вчера, и что, наверное, она уже встала и хлопочет по хозяйству и сейчас, волшебным образом минуя кухню, внесет мне на подносе что-нибудь дымящееся, невероятно вкусное и изысканное. Ничуть не бывало. В доме было тихо, несло какой-то кислятиной, забытой вчера на столе, крошки были не сметены, все в беспорядке. Вставать не хотелось. Я лежал и раздумывал, с чего начать день. Прежде всего надо выпереть Ксению из дому, пусть побегает, позаботится о себе сама. Работы она, конечно, не найдет, зато не разленится, пусть понимает, что ее дела — это ее дела и особых удобств я ей создавать не собираюсь. Если бы ее только пристроить хоть куда-нибудь, я бы ее вышиб в тот же день, сунул бы в зубы полсотни до получки и знать ничего не знаю, но ведь будет врать, что ничего не вышло, что велели зайти через неделю. А я буду терпеть. Пусть я тюфяк, дурак, что угодно, но я не сумею ее прогнать, буду ждать, пока она уберется сама. Такой уж я человек. А Ксения в это время преспокойно дрыхнет. Это же надо иметь такую здоровую психику, заварила кашу и спит! Ну что за напасть такая на меня! Вдруг меня окатило сомнение. А может быть, она уже ушла, одна или все-таки с мамиными брошками. Слишком тихо в квартире. Ну и черт бы с ними, с брошками… Я натянул брюки и осторожно заглянул в комнату. Моя квартирантка читала. Лежа на животе на моем диване, она перелистнула страницу и подняла на меня совершенно безгрешные глаза:

— Здорово пишет!

— Кто?

— Достоевский. Вообще у вас тут книги замечательные, можно год сидеть, и читать, и больше ничего не делать…

— Можно, но не нужно. Вставать пора. Сейчас позавтракаем и марш по делам. Классиков будешь в другое время читать. И не вздумай отлынивать и мотаться по магазинам. Пойдешь по заводам и крупным стройкам, в ЖЭКи заходи, дворникам дают комнаты.

— А по специальности что — нельзя?

— Да кто тебя возьмет по специальности без прописки? Только тебя здесь и ждали, тебе бы чернорабочей на стройку в самый раз, может бы поумнела, бегать бы бросила… — Я смотрел на нее и готов был впасть в отчаяние. Да не собиралась же она на работу, я это ясно видел, это было написано у нее на лице, что-то совсем другое было у нее на уме, только вот что? И что делать мне?

Как только за Ксенией закрылась дверь, я достал записную книжку и сел перед телефоном. Начал я с Маши, хотя это был мертвый номер, Маша возникает только тогда, когда это нужно ей. Конечно, ее не было ни дома, ни на работе. Я попросил записать, что звонил по срочному делу и жду ее звонка, в редакции записали без звука, а дома начался настоящий переполох, кто я, и зачем, и почему.

— Передайте, пожалуйста, Маше, что так продолжаться не может, если она… задерживается, то должна хотя бы позвонить, у отца был сердечный приступ…

Я понял, что Маша не ночевала дома, но неужели это была новость для ее родителей? Мне было жалко их, но помочь я ничем не мог и только бормотал неясно:

— Хорошо, я передам, но только вряд ли я ее скоро увижу. Мы очень давно не виделись, я сам ее ищу…

— Ах, пожалуйста, оставьте, оставьте ее в покое, как вы не понимаете, нельзя же так! Что же она с нами делает? Что вы делаете с ней!

— Но я, честное слово… Я ни при чем… До свидания…

На что они надеялись? Неужели все еще пытались перевоспитать Машу? До сих пор? Это было смешно. На Машу повлиять вообще невозможно, она живет сама по себе, как считает нужным, и ни один самый коварный соблазнитель с нею бы просто не сдюжил, а уж бедные интеллигентные родители тем более, как они не понимают этого? И я для Маши не авторитет. Она меня выбрала сама и неизвестно почему, когда сочиняла статью про нашу лабораторию. Просто записала мой телефон, а вечером позвонила и назначила свидание. У своей подруги. И это она взяла на себя… Но если бы вы подумали, что она какая-то особенно распущенная или безнравственная девица, вы были бы совершенно не правы. Маша не такая. Она отличный человек, надежный, серьезный, умный. Только она совершенно независимая и несентиментальная, ко всему она относится на удивление просто: да так да, нет так нет, никакого выражения на лице. А ведь она хорошенькая, как куколка. Но ей до этого как будто бы и дела нет — волосы кое-как заколоты на затылке, никаких украшений, нарядов. Лично я видел ее либо в джинсах, либо голой. Белья она не носит, замуж не хочет. У нас с ней отличные отношения. А кроме того, Маша деловой человек, она может все, только вот как разыскать ее? Я задумался. Человеку моего возраста и положения нельзя безнаказанно вот так вдруг остаться одному, неожиданно вырваться из привычного круга, это опасно, это тревожит, толкает мысль в неожиданном направлении, а дальше — все стронется, потечет, хлынет лавина, и что там останется от меня в конце? Кто знает. На дворе было буйное московское лето, а я сидел, уткнувшись носом в записную книжку, и философствовал. Что же мне было делать дальше? И хочешь — не хочешь, я позвонил Лильке, хотя этого никак нельзя было делать, Лильке звонить было стыдно, да и без толку, помочь она мне не могла, просто у меня была такая привычка со всякой ерундой лезть к ней за советом. И не потому вовсе, что она что-нибудь уж такое умное скажет, а потому, что у нее есть удивительная манера всегда и во всем меня оправдывать. А мне ведь только того и надо. Сейчас она мне скажет: «Не волнуйся, Гоша, все правильно, а что еще ты мог сделать?» И я успокоюсь и буду ждать, пока вернется Марго и сама выпроводит Ксению своими силами. Ну и что тут такого страшного? Конечно, ничего, только пора бы мне уже самому быть мужчиной и не прятаться за мамину спину, вот в чем беда. Зачем же я звоню Лильке? Один бог знает. Зато она была на месте и откликнулась сразу.