Алла Калинина - По образу и подобию

— Расскажите мне про него, расскажите сами, я не могу спрашивать… — снял очки и плюхнулся на стул.

Все расплывалось, качалось передо мной. Была семья, был крупный сноровистый мальчик Саша, самый младший ребенок в семье. Густо пахло жареной рыбой, черным поспевающим виноградом «Изабелла». Во дворе на листьях огромного ореха оседала белая каменная пыль, это прогромыхала по улице телега. И солнце было белое, ослепительное, вездесущее — на беленных в синеву домах, на известковых, искрящихся на сломе заборах, на белой дороге. Саша слонялся возле дома, надеясь хитростью отделаться от сестры Симы и убежать без нее на улицу, но Сима зорко следила за ним, не отпускала. Они с Симой погодки, а вообще-то у него множество сестер — еще Екатерина, Надежда, Евдокия, а брат только один — Михаил. Зато он самый старший и самый умный. Они все учились, еще когда была гимназия, и их возил в коляске кучер Парамон. К сожалению, теперь лошадь уже не запрягают, а Парамон стал чем-то вроде дворника, только он совсем ничего не делает и всегда пьяный. Саша его не любит. И на фабрику, там, на дальнем конце двора, отец его не пускает. Старший брат Михаил от важности на Сашу даже не смотрит. Теперь он учится в Политехническом институте в городе Новочеркасске и приезжает домой только на каникулы. Целыми днями он валяется в комнатах в пенсне на носу с толстыми научными книжками и только вечерами уходит куда-то гулять и возвращается поздно. Скучно во дворе, все заросло травой и цветами, как в степи. В конторе, в левой половине дома, кто-то из сестер стучит на машинке «Ундервуд». А ему, Саше, нельзя, он считается еще маленьким. К морю ходить одним им тоже не разрешают, только вечером они с Симой выходят за ворота встречать корову. Коров прогоняют прямо по улице, как в деревне, они все одинаковые, огромные, красно-коричневые, статные, с маленькими розовыми, покрытыми шерстью сиськами, но молоко дают жирное и вкусное, чуть отдающее полынной горечью. Лето тянется бесконечное. Две работницы, гремя ведрами, вышли из жилой половины дома, видно, мыли там полы. У парадного входа под вывеской «Контора наждачной фабрики Луганцева» на раскладном парусиновом стульчике сидит отец семейства Георгий Константинович, упершись ладонями в расставленные колени, и ждет жену Зинаиду Павловну. Сейчас она закончит вечные домашние хлопоты, снимет синий сатиновый халат, и он, подхватив под мышку складной стульчик, поведет ее под руку гулять, и их разномастные кошки, задрав хвосты, будут провожать их до угла. Они пройдут через весь их маленький городок, по главной улице, через маслиновый парк к морю, здороваясь направо и налево, будут гулять туда и обратно по каменистой набережной, потом спустятся к самой воде, он усадит ее на стульчик на песке, а сам будет важно расхаживать рядом и торопливо излагать ей свои многочисленные планы дальнейшего развития жизни. И молчание Зинаиды Павловны будет чрезвычайно нервировать его, потому что он давно и прекрасно знает: планы, которые не одобрит Зинаида Павловна, скорее всего не исполнятся, полетят прахом, такой уж она умнейший практический человек. А Зинаида Павловна будет качать головой и вздергивать брови…

Я очнулся и посмотрел на Симу. Ну хорошо, все это было, было, но когда? Тысячу лет назад! И какое это все имело отношение ко мне? Мне не хотелось прерывать ее рассеянные воспоминания, но и слушать было странно. Она забыла про меня, она душой витала где-то там, в своем прекрасном и печальном южном детстве. Но у меня просто не было сил ждать, пока она разберется во всем этом, пока ее скучающий драчливый брат Саша вырастет и станет моим отцом, мне бы надо было все это скорее, ближе к делу. Я почти переставал слушать. А Сима все говорила и говорила, вздыхала, вытаращенные глаза ее то наполнялись слезами, то снова сухо и нежно улыбались. Дождь давно кончился, на кухне бурлил переваренный бульон и вся квартира наполнилась его сытным сладким запахом, соседи вернулись с работы, зашаркали по коридору, а Саша все еще никак не мог закончить школу.

— Так каким же он все-таки был, тетушка, плохим или хорошим?

Она изумленно уставилась на меня, видно, и правда, забыла, что я по-прежнему тут.

— Плохим или хорошим? Вот уж не знаю, обыкновенным. Всякое бывало. У него, знаешь, были такие способности к технике, он пошел в горный институт. Но это было уже потом, в Москве…

Сима погасла, очарование кончилось. Почему я прервал ее? Просто ли мне надоело слушать или я хотел потом в одиночестве сам все перефантазировать по-своему? Не знаю. Скорее всего я не хотел больше чувств и ощущений, я хотел знать факты. Что случилось потом с моим отцом, что он совершил такого ужасного, что моя Марго навсегда вычеркнула его из своей жизни, ушла из его дома с маленьким ребенком на руках, скиталась, мучилась, но никогда не взяла от бывшего мужа ни ломаного гроша, сама вырастила сына и ничего, ни звука не рассказала ему об отце, кроме тоге, что отец оказался плохим человеком?.. Я-то, честно говоря, думал, что Марго слегка приукрасила события, а на самом деле брак их был фактический и отец просто не захотел на ней жениться. Почему? Всякое бывает. Я, на свой современный манер, не видел в этом ничего такого уж страшного, не совсем у меня сходились концы с концами. Женщины в таких делах бывают неумны. Может быть, и моя Марго где-то хватила лишку, вот что мне хотелось узнать. Мы уныло обедали, уныло пили вино.