Герман Кант - Остановка в пути

— Возможно, я и дрожал дрожем. Моя вина, знаю. Но до меня дошли тогда кой-какие слухи обо мне, а раз они были обо мне, я не мог не принять их на свой счет.

Врач-арестант подошел к своему бывшему шефу и стал внимательно его рассматривать, но нити нашего разговора не упускал.

— Знаете, — сказал он, — кой-какие слухи дошли и до меня, а именно — о вас. И меня весьма удивляет, что ваш вид все еще так сильно отличается от вида тюремного врача.

Он кивнул в сторону наспех сооруженного помоста с покойниками, я же в душе только порадовался, что сильно отличаюсь от тюремного врача.

Арестанту-врачу я сказал:

— Знаю, вас это не только удивляет. Будь по-вашему, так мне бы бетон на руку ляпнули, и я подох бы от цементного кашля.

Оба крестьянина, видя, как я спорю с поляками, вдвойне прониклись ко мне уважением; они показали на мертвого врача, и один даже спросил:

— И его тоже?

— Его тоже! — ответил я.

Живому врачу явно не по вкусу пришлось, что его обходят, но он посторонился, уступив им место, и сказал мне:

— А ручонкочка, кажется, опять вполне исправно функционирует, и глядите-ка, разве это справедливо: вы исправны, а врач, как это говорят, нет, не бесправный, это другое слово, он бездыханный. Ни вдоха больше, ни выдоха. А вы опять как огурчик. Доктор наложил вам гипс, доктор послал вас работать вашей бедной ручонкочкой, строго проверял, как идет лечение, и вот результат: пациент жив, врач мертв, разве это справедливо? Пациент больше не дрожит дрожем, а врач рад был бы, если бы еще в состоянии был дрожать. Разве это справедливо?

Я хотел, по правде говоря, сказать что-то совсем другое, хотел спросить его кое о чем, но от злости забыл обо всем и вместо этого сказал:

— Не знаю, при чем тут справедливость, но полагаю, если бы от вас что-нибудь зависело, мы бы узнали, и очень скоро: есть связь между мной и мертвым доктором.

— Видите ли, Марек, — вставил Эугениуш, — в этом все дело: мы, поляки, принимаем все, что связано с вами, немцами, на свой счет.

— Господин Эугениуш, я до сих пор еще помню, как вы меня высмеяли, оттого что я не отличал поляков от поляков и не видел разницы между паном Домбровским, и прокурором, и юным паном Херцогом, и дуболомами пана Домбровского. Не вы ли только что сказали: мы — поляки, вы — немцы?

— Это я в шутку сказал, Марек. Кстати, ваша тогдашняя идея, эта восхитительная идея: польские подследственные — пан Домбровский, пан Херцог, я, все мы — соберутся с польскими следователями и сравнят результаты всех ваших опросов, чтобы помочь вам очиститься от этих жутких подозрений, ох, и дрожали же вы тогда дрожем, да, но получилось ли что-нибудь из этой вашей идеи?

Кому нравится, когда ему тычут в нос его дурость? Мне это не нравится; я покраснел как рак и ответил:

— Не сказать чтоб получилось, я надеялся на большее. Видимо, пан начальник не попался пану Домбровскому на глаза.

Эугениуш кивнул было, но потом покачал своей мудрой головой старого афериста и, бросив взгляд на врача, склонившегося над окровавленным телом начальника тюрьмы, сказал тихо и раздумчиво:

— Кто знает. Похоже на то, что все-таки попался.

На что он намекал, на что он мог бы намекать, мы уточнять не будем; тюремщики пришли в себя и разлучили нас. Наша работа, которая, собственно говоря, была работой обоих молчаливых крестьян, их вполне удовлетворила. Оставив Эугениуша и врача-арестанта с мертвым начальством, они отвели добровольцев назад в камеру.

Вот когда у добровольцев было что порассказать и вот когда вышло как нельзя лучше, что с добровольцами был и Марк Нибур, ведь оба крестьянина только и могли сказать, что носили туда-сюда каких-то мертвецов, на учителя-фольксдойче рассчитывать не приходилось, хоть он был фольксдойче и учитель, а вот на Нибура можно рассчитывать: если уж он где-то побывал, добровольно или вынужденно, так выдаст и обстоятельные речи, и краткие изречения, лучше умел это делать только лапландский доктор; но Нибур тоже был на высоте, вот на днях, к примеру, когда мы изблевались; а уж если он в ударе, так иной раз в рифму свои перлы выдает.

Но, рассказывая о чрезвычайном происшествии у ворот тюрьмы, я не нашел ни единой рифмы. Слишком много осталось неясным, слишком много было явным, и концы с концами не сходились.

Связи: Марк Нибур, мертвый начальник тюрьмы и мертвый доктор в том смысле связаны между собой, что все трое имеют какое-то отношение к тюрьме.

Марк Нибур и начальник тюрьмы: Нибур сидит, сидел у начальника тюрьмы.