Камен Калчев - Генеральная проверка

Димитров твердо стоял на своем:

— У вас теория расходится с практикой. В девятнадцатом году вы подавили забастовку железнодорожников — помните? И хотели, чтобы я поплатился своей головой…

— Помню, но и вы…

— Прошу извинения, — перебил его Димитров. — А сейчас вы предлагаете нам строить социалистическую республику на Бургасских болотах. Как это понимать?

— Забудем прошлое, Димитров, и не будем обращать внимания на каламбуры! Что было, то было! Сейчас вы должны мне помогать. Вы должны идти с нами, в общей упряжке государственной колесницы. А вы вместо этого все время тянете в сторону… Мы с вами служим одному народу, одним молоком вскормлены. Повторяю еще раз: вы мои наследники. После меня некому брать власть, вы ее возьмете! Но не следует спешить, вы ведь знаете пословицу: «Поспешишь — людей насмешишь!» Спешить нельзя! Рано еще вам управлять! Так и знайте!

— Союз между рабочими и крестьянами невозможно создать с помощью дубинок и нагаек, господин Стамболийский! И вся беда в том, что вы не хотите этого понять!

— Преувеличиваете, Димитров! Хватит попрекать меня этими дубинками! И вы, как эти, из правого блока, завели волынку. Довольно уж…

— Я понимаю, вам это неприятно. Но когда мы предложили вооружить наши рабочие отряды, вы нам отказали: всегда, мол, успеется. Райко Даскалов заявил: за двадцать четыре часа вооружу и вас, и весь народ…

— Это верно. И вполне возможно.

— Боюсь только, не было бы поздно, господин Стамболийский! Очень боюсь!

— Как вы злопамятны, Димитров!

— Это принципиальный вопрос, господин премьер! Вы отводите слишком много места сентиментальной стороне, мы же рассматриваем политическую действительность с принципиальной позиции! В политике нет места сентиментальничанью, господин Стамболийский! Вы ведь и сами считаете себя большим реалистом!

— Наше единство, дорогой Георгий, — это не сентиментальничанье! Я крестьянин из села Славовица Пазарджикской околии, а ты — типографский рабочий с Ючбунара! В конце концов, нам с тобой нечего делить, если, конечно, мы не безнадежные доктринеры!

— Не надо о доктринерстве, господин Стамболийский!

— Что, не нравится? Но ведь ваши доктринерские позиции лишь облегчают действия нашего общего врага, Димитров! Это как раз то, что нас разделяет! Неужели вы этого не понимаете?

— Чего же вы хотите от нас? Чтобы мы отреклись от наших социалистических принципов? Во имя чего? Во имя защиты вашей частной собственности? Или ваших паллиативных аграрных реформ, которые на руку только крупным землевладельцам?

— Вы не правы! Мы хотим ограничить собственность на землю тридцатью гектарами!

— Добруджанским и фракийским кулакам от этого ни жарко ни холодно! Это паллиативы, господин Стамболийский, ничего вы ими не добьетесь. Что они могут дать бедным крестьянам? Вы даже всю тяжесть репараций хотите переложить на плечи рабочих и крестьян… А почему бы вам не порастрясти мошну Буровых и Губидельниковых? Зачем вы позволяете им переводить капиталы в швейцарские банки? Разве для них законы недействительны? Разве нет на них управы?

Димитров замедлил шаги, и Стамболийский снова взял его под руку:

— Всему свое время, Димитров, не спешите! Я уже подготовил подробный план социальных реформ. Дайте нам время и возможность провести их в жизнь — больше нам от вас ничего не надо! И вы убедитесь, что и сами выиграете от этого.

— А почему вы не признаете Советскую Россию? — неожиданно спросил Димитров, устремив на своего собеседника пристальный взгляд. — Почему вы столь терпимо относитесь к белогвардейским бандам генерала Врангеля?

— Я уже потребовал, чтобы они немедленно покинули нашу страну.

— А почему вы мешаете Союзу возвращения на родину проводить работу среди эмигрантов из России? Есть даже случаи физической расправы над руководителями этой организации.

— Я ведь сказал, что дал по этому вопросу категорические указания!

— Вы уволили тысячи болгарских шахтеров, обрекли их на голод и нищету, для того чтобы обеспечить работой это белогвардейское отребье. Это и есть наши социальные реформы?

— Вы забываетесь, Димитров! — Стамболийский вновь выпустил его руку. — Забываетесь!

— Я не забываюсь! Я говорю правду! А правда, как известно, глаза колет! Вы ведь слышали мою речь по вопросу о репарациях? Значит, знаете мою точку зрения.

— Да, я слушал вашу речь, и она мне во многом понравилась. Но вы говорили резко, слишком резко! А кроме того, были несправедливы к нам… Разве вы не понимаете, что на переговорах в Париже у нас не было другого выбора?! Болгарию хотели просто проглотить со всеми потрохами… А вы наскакиваете на нас.