— Что с ногой? — поинтересовалась она.
— Видите, уже хожу. Могу потанцевать с вами. А как вы?
— Разыскиваю раненых. Лежат кто где. Их у меня больше пятнадцати. Троих нашла даже в гараже. Сейчас заберу их в медпункт. Принесу дров, поставим печку, затопим, будет им полегче. Они с температурой, простужены, да и колики их мучают. Говорят, гардисты отравили колодец.
— А вы все еще у французов?
— Так я о них и говорю. Только я их понимаю, могу с ними договориться!
Поинтересовался — нет ли среди них тех, из Кантора, что рассказывали ему о Балатонбогларе.
Дохромал с сестрой до ближайшего гумна. Там лежали четверо парней. Обросшие, с воспаленными лицами, мерзнущие, свернувшись под одеялом. Приветствовали сестру сильным кашлем и взглядами, полными надежд. Очень напоминали ему тех, на Дону.
Сестра что-то спросила у них по-немецки. Отвечали невнятно или молчали. Поправила им подушки, дала лекарства.
— Много здесь для них не сделаешь, — развела беспомощно руками. — Шли от Дубницы, но не смогли выдержать, как те бывалые солдаты.
— А те где?
— Сейчас придут. Из Святого Крижа. Меня, собственно, вперед послали.
Пришли ночью. Встретился с ними только на следующий день. Как же они изменились! Опаленные в боях, нанюхавшиеся пороха, с мужественными лицами, шли они колонной.
Да, это были они — кавалеры, элегантные, как всегда, но не те, которых встретил в Канторе. Словно от прошлых дней их отделяла невидимая граница.
К ним присоединилось много новеньких, особенно с поважских фабрик.
Капитан, конечно, верен был своей привычке: сырое молоко и ежедневно пятьдесят граммов. Пикар, тень капитана, регулярно и старательно исписывал свои бумаги. Бронзини даже увеличил запас ругательств. А приятный тенор Альбер Ашерэ — парижский железнодорожный контролер — в ответ на похвалу слушателей повторял снова и снова: «Я один в этот вечер».
Видел и новых. Капитана Форестьера — офицера запаса, юриста из Монпелье, парижанина — лейтенанта Гейссели, младшего лейтенанта Доннадье, студента-юриста из Марселя, который как в плену работал в Дубнице — потом все влились в соединение.
Брезика пригласили к столу. Сидели вместе с русскими и хозяевами. Черт знает, как договаривались.
Вспомнили Кантор, первые дни. Правда, не вспоминали мертвых. Прошлого словно не существовало. Только будущее.
— Знаете, что о вас говорят немцы? — объяснял француз русскому: — Что всегда можете уловить нужный момент. «Когда сеять, а когда жать». Мы в этом слабее. Француз для немца — поверхностный, непостоянный, все преувеличивающий болтун. А еще говорят, что Франция — это счастливая семья, где по воскресеньям пирог и шампанское.
— Ну а я слышал, что вы говорите о немцах, — помогал себе жестами солдат в пилотке со звездочкой, — якобы слишком много работают. Это так?
Нотариальную контору и мельницу, где поместили офицеров, частные дома, где жили сержанты и солдаты, обступили и млад и стар. Не потому, что веселый Татав ощипывал гуся прямо на улице. И не потому, что кое-кто залезал на деревья и объедался яблоками. Нет, не из любопытства. Это была естественная благодарность. Не хотели, чтобы гости чувствовали себя обделенными. Наоборот, собирались там, чтобы укрепить их решимость к справедливой борьбе.
С такой же заботой готовили они сейчас свою деревню к рождеству. Триумфальная арка. Зеленая хвоя. Цветы. Флаги.
Толпа залила нижний конец деревни, чтобы лучше видеть, как маршем пойдут партизаны. Как наши. Как французы.
Ведь готовился парад. Большой и торжественный. Всей бригады. Хотели проверить силу, боеготовность бригады, укрепить ее уверенность, влить новые силы. Шестьсот бойцов готовились к параду; без тех, конечно, что воевали.
Брезик приковылял первым.
— Ого, — посмотрел на него Величко, — что ты тут хромаешь? Иди к нам. Да понаблюдай за минерами.
Встал тогда Ян на почетном месте. И все видел.
Подразделения, построенные для парада. Заботливо вычищенная форма, поблескивающее оружие. Впереди командиры. За ними части. Во всеоружии.
Суворовский отряд со знаменем.
Отряд Гейзы Лацка.
Минеры. Со знаменем молодой шахтер из Гандловой Виктор Жабенский.
Французы. Бельгийцы. Словаки из Франции. Со знаменем шофер Франек.
Моросило, потом дождь усилился. Знамя развевалось на ветру.
— На караул!
Винтовки взлетели к плечам. Руки, спины выпрямились, ноги словно вросли в землю.
— Партизаны, солдаты! — громко начал Величко.
Читать дальше