Шамиль Идиатуллин - Последнее время

– Не надо, – попросил Озей, и больше тетива не щелкала.

Айви бормотала: «Луй, глуп, ты зачем прибежал, погоди, у меня руки связаны», шелестела листва, вдали вела вкрадчивый счет кукушка, и жужжала пара деловитых шмелей.

Озей лежал в траве, закрывавшей кусты целиком, а стволы деревьев – до середины, поэтому видел только вершины деревьев и небо, серо-синее над ним и свинцово-белесое в сторону Юла. Он не видел лежащих на поляне стариков, не видел торчащих над ними оперений, и пока он их не видел, мог думать, что их и нет. Их нет, подумал Озей решительно. Мне показалось. Я закрою глаза, и получится, что просто сплю, а когда открою – проснусь и смогу убедиться, что это просто дурной сон.

Он зажмурился – и тут же трава захрустела под приближающимися шагами. Кул растерянно сказал:

– Ты где так стрелять научился?

А Айви тут же спросила:

– Кул, это ты? Ты не ушел?

Озей зажмурился крепче. Кул молчал. Айви неуверенно повторила:

– Кул… Это ты?

– Это он, – сказал Озей и открыл глаза. – Он не ушел.

– И тогда Кул всех… – Озей запнулся и закончил явно не так, как собирался: – …победил.

Не побеждал я никого, хотел крикнуть Кул, но зубы заныли – ровно по тому плохо заросшему слому, с которым он ходил, сколько себя помнил, и от которого сейчас не осталось следа. Крик получился бы как это нытье, нудным и ненужным. Кул потер зубы костяшками пальцев, забыв, что пальцы покрыты заживляющей мазью, сплюнул и сердито отпихнул лук и стрелы, которые опять как-то оказались в его руке.

– Главное, что ты пришел. Что все трое пришли, – сказал Арвуй-кугыза.

Он, кажется, в самом деле был очень рад, и, кажется, радовался чему-то впервые за долгое время, за полжизни по малой мере. Так он выглядел, во всяком случае. Пугающе выглядел, будто кожу и мышцы молодого человека натянули на старика, а древняя усталость бесцветной, но едкой слизью все равно сочилась сквозь глаза и поры.

Остальные то ли не замечали этого, то ли успели привыкнуть. А Кул привыкать не хотел, ни к чему. И смотреть на такого Арвуй-кугызу не хотел и не мог. На остальных строгов смотреть тем более не хотелось. Они тоже были вымотанными и перепуганными, все, даже вечно важный и самодовольный Юкий. И они пялились на Кула, будто на небывалого хищного зверька: жадно, опасливо и тут же отводя глаза, чтобы он не заметил, – все, даже Юкий.

Раньше не так смотрели.

– Кул, не зря я говорил, что ты всех спасти сможешь, – продолжил Арвуй-кугыза. – Мне это показали – не совсем понятно, но…

Улыбка у него стала ненастоящей, потому что сохранилась прежней, а все лицо изменилось, как бывает, когда в самое веселье вспоминается беда. Арвуй- кугыза кивнул Кулу и повернулся к Озею:

– И Озей очень вовремя вернулся. Ты лучше всех чувствуешь молнию. Вечером это может понадобиться.

Все посмотрели на небо за Юлом. Небо было тусклым и тяжко набухающим. Юкий уточнил:

– Сегодня вечером или любым?

Арвуй-кугыза задумался, чуть поднял руки и набрал в грудь воздуха, подбирая точные слова. Все ждали. Он шумно выдохнул и виновато улыбнулся. Глаза у него сделались потерянными.

– Увидим, – сказал Юкий, будто успокаивая его. – Озей, ты не понял, что именно они готовились с Айви сделать?

Озей подумал и неуверенно сказал:

– Убить вместе со всеми, наверное.

Он растерянно посмотрел на Кула.

Кучники собирались голосом Айви как местной женщины открыть уши, нос и рот земли, чтобы та была готова услышать, почуять и принять жертву нового народа. Поэтому Айви должна была кричать, сама или под лезвием молодого кучника, а старые кучники, нарисовавшие собой степной знак верности, именно по ее крику собирались отдать себя земле мары. Далее молодой кучник должен был вскрыть вены Айви и полить ее кровью кровь каждого старика, запечатывая принесенный земле дар. Кучники могли обойтись и без Айви, но такое начало и завершение жертвоприношения считалось более надежным, а явление местного жителя, да еще женщины, к самому началу волшбы должно было восприниматься как прямое указание небес. Поэтому кучники так обрадовались, поймав Озея. И поэтому так возликовали, поймав Айви. И это они еще не знали, что Айви неединившаяся, чуть не сказал Кул вслух, но сдержался. Тогда пришлось бы рассказать все остальное, а он сам не понимал, откуда это знает. К тому же его никто ни о чем не спрашивал. Спрашивали Озея. Пусть Озей и дальше несет глупые выдумки про Кула-стрелка, умелого убийцу и что угодно еще.