Мэтт Хейг - Клуб призрачных отцов [litres]

Словно моё тело двигалось быстрее меня, а я всё ещё стоял на мосту, глядя на воду. Моё тело падало и падало через всю вселенную, а потом ударилось о воду, и я снова оказался внутри своего тела.

Я ушел вниз в чёрную воду, вниз, вниз, и она была обжигающе холодной, она тянула меня к плотине, и я грёб ногами, но это было совсем по-другому, чем плавать в бассейне в пижаме, потому что эта вода была сильной и будто бы злилась на меня.

Потом я подумал о Лие, и это придало мне сил, и я вынырнул на поверхность и увидел её затылок, весь мокрый и блестящий, как футбольный мяч, и его несло к плотине. Я начал плыть, но холод замораживал мне руки, причиняя боль и замедляя их, но я видел голову Лии, уходившую под воду, и это заставляло меня двигаться.

– ЛИЯ!

– ЛИЯ!

Она обернулась в воде, она не выглядела испуганной. Она никак не выглядела. Я подумал, что она, возможно, уже мертва, но это было не так, а вода всё норовила проникнуть мне в рот и в нос и утянуть меня вниз, но я плыл и плыл, всё ближе к Лие и всё ближе к плотине, и в воде я скинул ботинки, потому что они были тяжёлыми.

Она была рядом с тем местом, где чёрная вода встречалась с белой водой, и как только она попала в белую воду, её могло утянуть вниз, поэтому мне пришлось её схватить.

Я схватил её, и сказал: «РАБОТАЙ НОГАМИ», но это было в действительности как: «РАБОТАЙ НОГАМИ», из-за шума плотины.

ЛИЯ, ЛИЯ, РАБОТАЙ НОГАМИ.

А потом я попытался крикнуть рыбакам: «Помогите!», но они не могли услышать, и тогда нас вынесло к белой воде, которая собиралась нас убить.

Теперь её глаза понимают, что она сделала; вода запрыгивает ей в рот и превращается в кашель, и я теряю её, и она уходит под воду, я не вижу её, но моя рука следует за ней и хватает её, и я вытягиваю её, она снова на поверхности и хватает воздух ртом, и я держу её руку, её запястье, мы пытаемся выплыть из белого, из шума, да только я даже один раз отжаться не могу, я совсем не Человек-Паук, а вода тянет, и вся природа тянет нас назад, и мы возвращаемся обратно в пену, и вода колотит нас со всех сторон, и нас стремительно утягивает вниз на наших спинах, вниз к плотине, как будто мы ничто, как будто мы какие-то деревяшки, я ничего не вижу и ничего не слышу, и вода с другой стороны тянет Лиино пальто, это как перетягивание каната, и вода выигрывает.

Вода везде, в моих глазах, в моём носу, в моих ушах и во рту, и я в ловушке под водопадом, хватаю этот дождевой воздух, и я ищу Лию, но не вижу её, и моего лица касается рыба и отлетает, и я плыву, как лягушка вверх ногами, и вода всё ещё толкает меня, и я чувствую русло реки и чувствую, как ее слизь прилипает ко мне, обнимает меня и хочет, чтобы я остался там навсегда, но во мне ещё есть воздух, так что я всплываю из слизи, переворачиваюсь и плыву в черноте, и всплываю, всплываю, но до поверхности ещё безумно далеко, и я теряю кислород, он камешками высыпается изо рта, я не могу дышать, и река выдавливает воздух из меня, как зубную пасту. «Где Лия? Где она?» – паника у меня в горле, а мне нужно дышать, я же не рыба, у меня нет жабр, моё тело – это машина, дыхательный аппарат, вдох и выдох, вдох и выдох, и ему нужно вдохнуть, сейчас ему нужно вдохнуть, на моем плече появляется что-то, что-то, рука тянет вверх, я не могу ждать, я не могу ждать, моё тело не может вдохнуть, вдохнуть, теперь дыши…

ньюаркская форель

подойди и поздоровайся с мистером фэйрвью,

когда руки и ноги оторваны от пола,

ощущение, будто ты летишь

после нескольких лет, проведённых

под тёплыми лучами солнца

в нормальных обстоятельствах

прямо из трента

у нас не было бы другого выбора,

кроме как исключить филипа из

неизведанный мир

уйти глубоко под землю и работать в темноте

во имя господа

во имя

во имя господа.

Филип?

Филип, парень.

Филип, ты меня слышишь?

Филип.

Филип?

Филип, парень, открой глаза.

Филип, попробуй и открой глаза.

Филип?

Филип?

Филип?

Мои глаза открылись и вылупились, и он там, этот голос там.

Он перекрывает небо. Это Дядя Алан, он выглядит очень обеспокоенно, и он говорит:

– Филип, ты меня слышишь? Если ты слышишь меня, скажи: «Да». Если ты слышишь меня, сынок, скажи: «Да».

Я говорю:

– Да.

Он поднимается на семь миль в высоту и отходит, и я поворачиваю голову, тяжёлую, как весь этот мир, и слежу за его спиной, и вижу Лию на земле, в иле, лежащую замертво, и человека, который оказывает ей Первую помощь – сначала дышит рот в рот, а потом давит на сердце руками, и Дядя Алан разговаривает с этим человеком, указывая на воду.