Джонатан Кэрролл - Деревянное море

Немного помедлив, он потянулся к белым буквам, схватил их и сунул в карман.

— Не нужно, чтобы другие это видели. Мало ли что люди подумают.

— И правда. Мы в супермаркет идем?

— Да. Это-то я вам и хочу показать.

Еще до того, как мы туда добрались, я понял, что все это правда, что Барри — тот, за кого себя выдает. Я знал: то, что мне предстоит увидеть, невозможно, но я все равно это увижу. Я его уже слышал. Половина западного мира пошла бы на смертоубийство, чтобы услышать то, что слышал я.

Я остановился и посмотрел на пришельца, но он, продолжая шагать вперед, сказал, не поворачиваясь:

— Идемте. Внутри вам будет лучше слышно.

Он подошел к двери супермаркета и открыл ее. В то мгновение, когда дверь распахнулась, музыка зазвучала громче, и я чуть не потерял голову от радости. Я не верил своим глазам и ушам. Живую музыку узнаешь сразу — это тебе не радио и не «фанера» какая дерьмовая. Волнующая естественность, надрыв гитарных струн, бьющая по ушам звуковая волна, оглушительные раскаты ударных. Исполнение было живое, и исполнителями были они: теперь я уже их видел. Господи боже мой, это были они.

Я сотни раз бывал в этом магазине, но никогда его таким не видел. Прямо посреди торгового зала, где прежде стояли стеллажи с продуктами, возвышался помост. Но ничего профессионального, поймите меня правильно. Никакого сверкания, ничего дорогого или хоть немного соответствующего тем, кто стоял на сцене и играл только для Барри и для меня.

Они видели, что мы идем к ним, но отреагировали лишь пожатием плеч, приветственными кивками головы. Их спокойствие говорило о том, что мы им нисколько не помешали, — к публике они привыкли.

Джон Леннон сидел на краю помоста — во рту сигарета, в руках верный «рикенбакер». Ему было лет двадцать пять, может тридцать, как и остальным. Пол стоял на другом конце сцены, рядом с Джорджем. Оба дурачились, импровизировали на гитаре и басу. Пол напевал какую-то паршивенькую версию «I Feel Fine» [10]. В глубине сцены Ринго с закрытыми глазами наяривал на ударнике. «I Feel Fine» в халтурном битловском исполнении. В халтурном или нет, но это были они, битлы, их манера — хер ее с чем спутаешь.

Именно это я просил Барри показать мне, именно это я и увидел четверть века спустя после распада группы, через двадцать лет со дня смерти Леннона. Мне безумно захотелось дотронуться до руки Леннона, но я подавил в себе этот импульс. Он, видимо, почувствовал мое волнение и восторг, потому что резко поднял голову и шевельнул бровями, глядя на меня. Выражение лица у него было такое же, как во время знаменитого телеинтервью, которое он дал после распада группы. Дома у меня была видеокассета с этой записью. Много всего было у меня о них собрано, потому что никто, ну никтошеньки не достиг их высот.

Битлы, умершие и живые, снова вместе под крышей супермаркета в Крейнс-Вью. Перенесенные сюда стараниями Крысиного Картофеля, маленькой дружественной планеты, сразу за туманностью Рака. Закончив «I Feel Fine», легендарная четверка заиграла песенку «Зомбаков» «She's Not There» [11]— еще один из моих любимейших хитов всех времен, экспонат Маккейбовой Галереи Музыкальной Славы. Но почему вдруг битлы решили исполнить чужую песню? Никто из них не произнес ни слова — просто перешли с одной мелодии на другую. Я вздохнул, как влюбленный школьник. Мне даже не нужно было умирать, я и так знал, что это рай.

Когда они дошли до самой моей любимой части этой необыкновенной песни, Барри наклонился ко мне и прошептал:

— Поговорим сейчас или вы хотите дослушать до конца?

— Сейчас же. Если я останусь еще хоть на секунду, то просто не смогу отсюда уйти.

— Хорошо, тогда выйдем наружу. Они не перестанут играть, пока мы здесь.

Так битлы играли только для нас!

— Правда? — простонал я.

— Да. Ведь именно этого вы хотели, мистер Маккейб, так что все время, пока вы рядом, они будут исполнять ваши любимые мелодии.

— Помогите! — В голове у меня одно за другим стали мелькать названия любимых песен: «For No One», «Concrete and Clay», «Walk Away Renee» [12]… Уж наверно, они бы и их сыграли. Точно я сказал — настоящий рай. — Идем отсюда.

Уходя, я не рискнул оглянуться. Но впервые в жизни подумал, что, может, жена Лота была не так уж и глупа.

Снаружи на залитой солнцем стоянке по-прежнему царила тишина. Никакой музыки больше не было, и я понимал — это значит, что и их тоже нет. Вернись сейчас в магазин, и там вместо моей сбывшейся ненадолго мечты все как всегда — суп «кэмпбелл» и замороженные ножки ягненка на своих привычных местах.