Джонатан Кэрролл - Сон в пламени

Таится в самом пламени любви

Как бы нагар, которым он глушится;

Равно благим ничто не пребывает,

И благость, дорастя до полноты,

От изобилья гибнет…

Не тень ли это большая бежит по дороге вместе с нами или нашей мечтой?

Она чем-то обременена?

Не прошло и половины моей жизни, как я понял, что сожаление о содеянном – одна из немногих абсолютно надежно гарантированных вещей. Рано или поздно оно касается всего, несмотря на нашу наивную и бессмысленную надежду, что на этот раз, может быть, обойдется и оно не возложит нам на сердце свою холодную длань. На следующий день после нашего знакомства Марис Йорк сказала мне, что я спас ей жизнь. Мы сидели в кафе, и она проговорила это сквозь свой черный свитер, который натягивала через голову. Я был рад, что она затерялась в этом свитере, потому что, хоть это было и правдой, от ее слов я почувствовал себя чересчур храбрым и взрослым и, смутившись, не знал, что ответить.

– Это истинная правда, Уокер. В следующий раз он бы меня убил.

– Может быть, он просто хотел и дальше пугать вас.

– Нет, он попытался бы меня убить. Ее голос звучал совершенно бесстрастно. Ее большие ладони неподвижно лежали на розово-голубом мраморе стола. Мне подумалось: сохранил ли мрамор свой холод под ее руками? Будь я действительно храбрым, я бы накрыл ее руки своими. Но я не сделал этого.

Время от времени мой друг Николас Сильвиан звонит мне и сердито говорит, что хочет вместе со мной снять еще один фильм. Тут, мол, новые клиенты ждут не дождутся возможности вложить свои денежки в какой-нибудь из проектов, которые мы обсуждали, а я… В таких случаях я обычно бросаю все свои дела и полностью переключаюсь на него. Жизнь с Николасом забавна и интересна, а иногда и весьма своеобразна. Наверное, в прошлой жизни мы были тесно связаны каким-то досадным образом – расходящиеся в вопросах тактики революционеры или братья, влюбившиеся в одну и ту же женщину. Когда мы вместе, то вечно цапаемся, но лишь потому, что любим одно и то же, хотя и видим это в разных ракурсах.

На этот раз некий герр Насхорн из Мюнхена возжелал продюсировать «Тайные шаги» – затеваемую нами экранизацию малоизвестного рассказика Анри де Монтерлана, права на киноверсию которого были у меня. Самое же потрясающее, что герр Насхорн хотел видеть нас в Мюнхене уже в ближайшие выходные, чтобы обсудить всю затею, а наши расходы компания «Насхорн Индастриз» любезно брала на себя.

Вот как вышло, что в воскресенье в шесть утра, о. за сорок пять минут до взлета, Николас заехал за мной в своем маленьком белом фургоне. В первый раз увидев эту нелепую машину, я спросил друга, что за блажь нашла на него ее купить.

– Она напоминает экипаж, в котором разъезжает Папа Римский.

Когда я залез темным утром в этот паповоз, Николас, взглянув на меня, первым делом сообщил:

– У нас четыре проблемы. Во-первых, в баке нет бензина. Во-вторых, я, кажется, забыл паспорт. В-третьих, по радио сообщили, что на дороге в аэропорт страшные пробки. А в-четвертых… Не помню, но я придумаю. У тебя есть деньги на бензин?

Никакой четвертой проблемы не было, паспорт он не забыл, и в аэропорт мы добрались вовремя. Когда мы уселись в самолет и заказали кофе, Николас закурил и улыбнулся каким-то своим мыслям.

– Послушай, Уокер: что бы ни случилось на сегодняшней встрече с Насхорном, в Мюнхене мне нужно позвонить одной женщине. Она американка, скульптор, тебе надо с ней познакомиться. Ты втюришься в нее.

В течение полета он больше не говорил об этом, но с лица его не сходила все та же улыбка.

Эта мысль взволновала меня. Я всегда любил свидания вслепую. По крайней мере, таким образом интересно узнать, что люди думают о тебе. Часто ли выпадает случай увидеть, как мы выглядим в глазах друзей? Тебе говорят: «Ты влюбишься в нее. По-моему, это именно твой тип женщины». И так это или нет, к концу вечера ты узнаёшь что-то новое о себе: оказывается, ты любишь «соблазнительных о блондинок». Или «прокуренных брюнеток, которых нужно уговаривать».

С женой я познакомился вот так же, вслепую, и это свидание привело к семи годам совместной жизни. Под конец мы разошлись после того, как оба побывали в чужих постелях – из жадности, без смысла и без толку. На разводе два жестоких раздраженных человека говорили друг о друге отвратительную полуправду.