Хэрриет Эванс - Сад утрат и надежд [litres]

Внезапно Далбитти отложил вилку.

– Любовь моя, я даже не спросил, как у тебя дела. Какой я эгоист!

Мэри с трудом отвлеклась от невеселых раздумий:

– Что?

– Ты встретилась с Лидди? – Он шлепнул себя по лбу. – Ваша встреча… Как я мог забыть! Как там она?

Мэри обхватила ладонями горячую чашку и улыбнулась ему.

– Она не пришла. Но это не важно. Я была уверена, что она не придет.

– О любовь моя. Мне так жаль…

– Давай поговорим о других вещах. – Она отпила глоточек. – О том, что ты знаешь о Канаде, и о твоих планах.

– Через минутку. Скажи, ты напишешь сестре еще раз? – Его доброе, любимое лицо смотрело на него. Сколько часов осталось им? Сколько таких драгоценных минут?

Вот и начало конца, – подумала Мэри. – Теперь я должна заплатить за свое счастье.

– Я ужасно скучаю по ней каждый день, – ответила она, глядя на висевший на крюке над огнем черный чайник. – Но отныне мы больше не сестры.

Лидди ждала телеграмма, когда она наконец вернулась вечером к Галвестонам. Она и сама не знала, почему решила остаться. Возможно, сначала она все-таки думала встретиться с Мэри. Но в результате провела весь день с Лаурой Галвестон. Они часами бродили по Найтсбриджу, смотрели в «Хэрродсе» ткани для штор, фурнитуру для кресел, посетили шелковую империю в районе Пикадилли и пили чай в «Фортнуме». Нед уехал в полдень и увез картину. Лидди была рада обществу разговорчивой немолодой женщины – та не задавала вопросов своей гостье, игнорировала красные глаза Лидди, ее дрожащие руки и рассеянность.

Несколько раз Лидди чуть не сказала: «Извините меня. Я вспомнила, что договорилась о встрече со своей знакомой». Она могла исправить свою ошибку – когда она сидела с миссис Галвестон в кофейне, отказываясь от крошечных, нежных пирожных, она начала понимать, что совершила ошибку. Она задержалась в Лондоне, потому что думала, что, может быть, увидится с ней. Она действительно могла с ней увидеться. Они были на Пикадилли, так близко от Мемориала Альберта. Она могла добежать туда. Могла увидеть свою сестру… обнять ее, поцеловать… заглянуть в милые, темные глаза Мэри, дотронуться до ее руки, которая утешала ее все эти годы…

И все-таки, конечно, она не сделала этого.

Телеграмма лежала в чаше в мраморном коридоре. Лидди, сняв плащ, увидела ее и почувствовала, что у нее кружится голова.

– О господи.

Она схватила ее дрожащими пальцами и вгляделась в тонкие карандашные буквы. Только бы не: «С прискорбью информируем вас». Пожалуйста, пожалуйста, только не …

– Что в ней, дорогая? – прошептала миссис Галвестон.

Джон здесь неожиданно дома тчк должен уехать пятницу тчк вернись скорее Хорнер

Галвестон уехал на их новом авто к клиенту. Лаура Галвестон неуверенно сказала, что попытается найти кого-то, кто отвезет ее…

– Но, дорогая, уже поздно, все найдут это… странным. О, это конец, мы должны установить телефон. Клянусь, мы последние, у кого его нет. Дорогая, мне так жалко, чем еще я могу вам помочь?

Она не поможет ей, Лидди это поняла. Эти люди не были ее друзьями; они наживались на Неде всю его жизнь, а теперь, когда требовалась помощь, она ничего не сделает.

Вечером поездов уже не было, и она, не сомкнув глаз всю ночь и не поев, поехала наутро первым поездом, а дома оказалась уже после полудня. Старый Дарлинг забрал ее со станции на машине. Лидди захлопнула дверцу и, торопливо поправив прическу, спросила:

– Как он, Дарлинг? Как он выглядит? Ой, пожалуйста, скорее.

– Он изменился, мэм, – все, что сказал Дарлинг.

Мука медленных, узких дорог, мотор глох, его приходилось заводить, Дарлинг запрыгивал на подножку, из-за наледи приходилось ехать медленно – на всю свою жизнь Лидди запомнила эту мучительную поездку, свое полнейшее бессилие.

Наконец, уже после двух, они свернули к дому. Перед домом стоял «Даймлер» с шофером. Лидди, почти не заметив его, побежала к дому.

– Где он? – кричала она и барабанила в дверь, чтобы ей открыли. – Где Джон? Дорогой мой – Джон, мальчик мой, ты где?

Дверь открылась. На пороге стоял Джон и улыбался. Она бросилась в его объятия. Он крепко обнял ее.

Он ужасно похудел, от него пахло табаком, дезинфицирующим мылом и чем-то еще – металлом, землей. Погоны и твердые медные пуговицы царапали ей шею и плечо, когда она обнимала его, бормоча его имя.

– Джон, Джон. Мой дорогой мальчик… Джон… дорогой… прости… Почему ты не сообщил нам? Конечно, ты и сам не знал? Когда ты приехал сюда?