Денис Гоголев - Два года ада, или Как выжить в армии

Старослужащие мои сослуживцы с каждым днем становились все неуправляемее. Я на них сильного действия имел все меньше и меньше, как бы я им что ни объяснял. Конечно, сильно и нагло они на меня не забивали и немного уважали. А уважали меня только за то, что я имел влияние на командиров, офицеров и контрактников. Подставляя меня, старослужащие понимали, что разные привилегии, а то есть хорошие наряды, которые были с выездами (охрана блокпостов, охрана телецентра), где можно было ненапряжно провести время, а не находиться в роте, где каждый день, начиная с зарядки и до обеда проходят различные занятия — строевая подготовка, изготовка к бою, надевание ОЗК, рытье окопов и т. д. А после обеда чистка оружия, рукопашный бой, бег или какая-нибудь теория. В общем, в роте было находиться плохо, и зависело расписывание нарядов в основном от меня. Офицерам и контрактникам заморачиваться этим не хотелось, и взвалили все на мои плечи. У меня со старослужащими, можно сказать, был бартер. Я им хорошие наряды, а они меня не подставляют. Мне тоже было выгоднее старослужащих отправлять на выезды. Порядка больше сразу в роте, и намного спокойней.

Порядок с дисциплиной практически одному было держать тяжело. Какие-то вещи просто невозможно было контролировать. У нас в расположении роты не было туалета, и чтобы, например, сходить пописать, надо было идти в расположение другой роты, где этому факту в другой роте были недовольны. Гадит наша рота, а убирает туалет другая. Клянчить, можно ли сходить в туалет, тоже не особо охота было, да и могли принципиально не пустить. Выход был один — идти на улицу, а это означало, что надо было спуститься с четвертого этажа, прошагать сто пятьдесят метров по части и облегчиться. Этот поход мог получиться с приключениями. Если нарвешься на группу специального назначения в количестве от двух человек, то можно на свою задницу найти геморрой и уйти побитым. Набегут три-четыре человека на одного, залезут в карманы и побьют, если будешь сопротивляться. Если будешь молчать и отдашь что-нибудь ценное, вытащив из своих карманов, то могут и не побить. Я всегда сопротивлялся спецназовцам. Например, мне говорили показать свой кожаный ремень, а я не показывал, прекрасно понимая, что они хотят поменять на какое-нибудь дерьмо, и получал от них частенько. Один раз меня так бросили спецназовцы на асфальт, что я, падая на спину, себе разбил локоть. Последствия падения и удара локтем остались и сейчас, периодически побаливая, когда на него облокот ишь ся. Про последствия спины, а долбили меня в спину не раз, сказать сейчас ничего не могу, так как болит она у меня сейчас постоянно. И на гражданке я спину тоже надрывал.

Как я ни пытался против ГСН настраивать своя роту, давая понять, что нас сто двадцать человек, а их всего сорок, и кого мы боимся, было бесполезно. Моральный страх перед ГСН присутствовал у каждого, и что-то сделать с этим, убедив солдат, что мы не хуже, было бесполезно. Конечно, мы были хуже, и в ГСН были собраны лучшие бойцы всей части, но наш батальон из трех рот в несколько сотен человек мог просто смести количеством весь спецназ.

Несколько офицеров из ГСН меня уважали как сержанта третьей роты и как человека, общаясь со мной, спрашивая, как мои дела. Мне это льстило, когда со мной здоровался офицер при подчиненных солдатах ГСН, но какого-то сильного уважения я не получал от спецназовцев. Мы для них, весь батальон, были пехотой, как они нас называли.

Еще меня поражали авторитеты нашей роты. В роте ходили королями, пиная всех, а за пределами роты тем же спецназовцам снимали берцы со своих ног и обменивались кто на сапоги, кто на более старые берцы под разными угрозами. Короче, в туалет сходить была большая проблема.

Я как-то не страдал сильно проблемой облегчиться, и организм у меня работал, как часы, не давая сбоя, за исключением, когда чего-нибудь обожрешься или обопьешься. Ночью я мог крикнуть дневального с ведром и пописать туда, а дневальный уносил и выливал, но если это сделать было невозможно, то приходилось вставать и идти в другую роту справлять нужду.

Как-то один раз я попробовал пописать из окна. Открыв большое окно, я встал на подоконник коленками и вытащил из широких штанин свое покусанное достоинство (покусанное бельевыми вшами). Как я с ними ни боролся, вывести их было практически невозможно из-за большого количества их в роте, и начал поливать с четвертого этажа, обрызгав еще подоконник, на котором стоял. Рассматривая обрызганный подоконник, я услышал ниже открывающееся окно на третьем этаже. Из него вылезли солдаты или сержанты ГСН и, разговаривая, стали курить. Прослушав их разговор и поняв, что они меня не спалили, я со спокойной душой пошел спать, решив, что справлять нужду в окно я больше не буду из-за ряда причин: неудобно, обосанный подоконник, и внизу могут быть люди.