Николя Матье - И дети их после них

– Привет.

Подошли остальные. Теперь они стояли в нарисованном фонарем белом круге. Лица напоминали те, какими он их помнил. Но прежними они все же не были. Прошло несколько месяцев.

– Ну как дела, крутой?

– Как, ничего?

Хасин со всеми поздоровался, небрежно ударив каждому по руке, последним – с Элиоттом.

– Давно приехал?

– Загорал там, а?

– Класс.

– Надолго к нам?

Они покачивали головой, заискивающе хлопали его ладонью по спине, хотя получалось это у них не слишком убедительно. Чувствовалось, что они смущены.

– Что это у тебя за палка? – спросил Джамель.

Хасин выставил рукоятку вперед, крепко зажав ее в кулаке.

– Да так, ничего. Это для отца.

– А как он, твой отец?

– Как там было? Расскажи.

– Давай рассказывай.

– Привез товар?

– А обратно когда?

– Курево есть?

Хасин отвечал каждому, кратко, одно, максимум два слова, и его холодность мало-помалу передалась всей компании. Элиотт смотрел на старого друга и не узнавал его. Когда Хасин достал из кармана увесистый брикет – граммов десять, «личный состав» оживился неким подобием радости. Все принялись сворачивать самокрутки. Десятью минутами позже компания уже сидела на парапете и курила, болтая о том о сем. Один Хасин остался стоять, опираясь на свою палку. Он спросил, как идет бизнес.

– Охохо! – вздохнули приятели.

Они объяснили ему, что трафик теперь оказался в руках молодняка, четырнадцати-пятнадцатилетних сосунков. Это поколение вообще ничего не боится, просто жесть. Не соблюдают никаких правил, думают только о том, как бы срубить бабла побольше. Носятся по «зоне» на скутерах, наглые, агрессивные, все время под кайфом. Используют малышню для контроля над местностью. Родители ни сном ни духом, и вдруг – на́ тебе! – шмаль брикетами по 250 грамм под матрасом у мелкого или у бабушки в шкафу. Кое-кто из этих «каидов» ходит даже с оружием. То и дело возникают разные стычки. Легавые закручивают гайки, патрулей стало больше, но из тачек вылезать боятся, разве что в особых случаях. В общем, перемен много.

– А что с оптом? – спросил Хасин.

Не поедут же эти шкеты на своих мопедах до Голландии, у них должен быть какой-то источник, кто-то взрослый со своими контактами, водительскими правами класса Б, кто все организует и регулирует их аппетиты.

Ответить ему никто не решался. Хасин ждал, покуривая большой косяк. Потом повернулся к Элиотту.

– Ну так что? Кто это?

Тот, прежде чем ответить, поерзал в кресле. Ну и жара!

– Думаю, Кадер.

– А где он сейчас?

Никто не знал, но вообще-то вечером он обязательно сюда заглядывает.

– Подождем, – сказал Хасин.

Курить больше никому не хотелось. По крайней мере, теперь было ясно, зачем Хасин вернулся.

Наконец появился малыш Кадер. Было около полуночи, и ребята уже изнемогали. Все были обкурены, голодны, и всякий раз, когда они открывали рот, Хасин смотрел на них так, будто приговаривал к смертной казни. В конце концов это их достало. К тому же и в небе начало погромыхивать. На горизонте, в той стороне, где граница, сверкали зарницы. Короче, атмосфера была невыносимой. Всем хотелось одного: поскорее в душ да в койку. Так что появление малыша Кадера стало облегчением. Надо было кончать с этим, кончать так или иначе, в любом случае как можно скорее.

– Привет, педики, – игриво поздоровался вновь прибывший.

На нем была кожаная куртка вся в молниях и крутецкие кроссовки «Найк» за восемь сотен. Он подошел вразвалку, крайне довольный собой и внешне спокойный. Присутствие Хасина, похоже, нисколько не тронуло его.

– Гляди-ка, – проговорил он, – привидение, что ли? – У Хасина глаза налились кровью, рот был закрыт на два оборота. – Вернулся, значит…

Не признать этого было нельзя. Остальные следили за разговором с приличествующими случаю физиономиями, делая про себя прогнозы и соответствующие подсчеты. Рейтинг Хасина был невысок. Он и так никогда не был здоровяком, а в этот вечер и вовсе казался каким-то болезненно слабым, бесхребетным и вялым, так что местный Пабло Эскобар из него вряд ли получился бы. И как он ни заносился, это ничего не меняло: он выглядел слабаком. Кадер же, наоборот, маленький, крепко сбитый, прыгучий, да еще и налегавший в последнее время на кокс, был явно на подъеме, держался крайне самоуверенно и вызывающе насмешливо. Он брал кило за семь тысяч. У него были связи в Амстердаме, Сен-Дени и Виллербане. На перепродаже он без труда зарабатывал по пятнадцать тысяч. Одни только диски его мотоцикла «БМВ 750» стоили четыре минимальные зарплаты. Он сплюнул сквозь зубы.