Николя Матье - И дети их после них

– Ну и у кого желтая майка?

– У Индурайна.

– Достали уже. Все время одно и то же.

– Прет как танк.

– А то.

– Победит.

– Знаю.

Они поели под вечерний выпуск новостей. Антони сидел, уткнувшись в тарелку, а отец резал макароны ножом, что оживляло в памяти былые ссоры. Элен придавала большое значение таким вещам: спагетти ножом резать нельзя. Патрик подумал об этом, и в душе у него что-то шевельнулось.

На экране в общих могилах, вырытых экскаватором, штабелями лежали завернутые в ткань трупы. В Гоме не хватало негашеной извести, и все четче обозначался призрак эпидемии. Отец с сыном слушали новости с глухим равнодушием. Все, что исходило из этого ящика, казалось каким-то далеким враньем. Тем временем появился официальный представитель правительства и начал сыпать крылатыми, не ведающими границ словами. Отец с сыном ели спагетти, пока не остыло. Время от времени отец пытался что-то сказать. Сегодня жарко. Скоро снова в школу? А как мама поживает?

– Хорошо.

– А этот ее как?

– Не знаю. Он сейчас редко показывается.

– Ах вот как, – сказал отец, продолжая жевать. – Ищи-свищи, значит…

Антони с жалостью взглянул на него. Вот не может старик, чтобы не укусить, не выдать какой-нибудь гадости. Обязательно ему надо отыграться.

– Погоди-ка, я как раз собирался сделать ей подарок – твоей матери.

– То есть?

Отец встал из-за стола и достал из буфета банку с деньгами. В новостях отмечали годовщину первой высадки на Луну. Невесомый астронавт совершал исторические подскоки в космической пыли. В душной гостиной потрескивали фразы, слышанные уже миллионы раз. При виде такой кучи бабла Антони поморщился.

– Я давно уже коплю, чтобы отправить ее в отпуск.

– Чего ты гонишь?

– Сколько раз она попрекала меня, что я не вожу вас отдыхать.

– Кончай дурью маяться.

– Мне надоели попреки.

– Какие попреки? Она и не вспоминает о тебе.

– Я знаю, что говорю.

– Она никогда не согласится. Ты с ума сошел.

– Да твое-то какое дело, господи боже мой?! Я оплачу ей поездку, вот и все.

И снова это лицо – будто из дубленой кожи, выступающие скулы, лихорадочный взгляд из-под кустистых бровей. Давненько Антони не видел этого. Он снова уткнулся в тарелку. Макароны почти совсем остыли, каждый глоток давался ему с трудом. Отец смягчился.

– Послушай. Она сделает как захочет. Я просто плачу свои долги, вот так.

Зазвонил телефон. Отец взглянул на ручные часы, и лоб его перечеркнула тревожная складка. Он прошел в коридор и снял трубку. Антони приглушил телевизор. Отец отвечал односложно, одними редкими, вопросительными «да».

– Да? А когда?

Вдруг голос его дрогнул. Антони повернулся на стуле, чтобы лучше видеть. Старик стоял потрясенный, с трубкой в руке, в стоптанных тапках, да, да, ах вот как? Знакомым жестом он пригладил поредевшие волосы. В полумраке коридора Антони вдруг заметил, как он постарел, поседел, похудел, несмотря на брюшко. Теперь губы выдавали его мысли, всю эту старческую внутреннюю жизнь, прежде неуловимые огорчения, удивление. Первые трещины.

Телефонный разговор продолжался еще несколько мгновений в том же сдержанно-испуганном тоне. Потом отец повесил трубку и сказал, глядя на сына круглыми глазами:

– Плохая новость…

Хасин приехал раньше времени и потому прокатился немного вдоль многоэтажек «зоны» Эйанжа. Тут все было знакомо – и площадка перед входом, и пыль, и тенистые уголки, где он так часто маялся от безделья. Карусели больше не было. Не было и ни одной знакомой физиономии. Но все равно он был дома. Жара стояла адская.

Он так боялся этого мертвого дообеденного времени, что не решился сразу пойти домой. Можно было бы поискать Элиотта и остальных, но ему и этого не хотелось. Его так долго не было, он весь оброс слухами, вопросами. Жаль было разбазаривать сразу такое преимущество, полученное за время отсутствия.

Поэтому он решил сначала прогуляться по городу. Припарковав «Вольво», он пошел пешком, чтобы немного размяться. За три дня, что прошли после его отъезда из Марокко, он не сказал и трех слов, типа того. Он пребывал в состоянии довольно приятной невесомости. Последние недели он много спал. Что же касается Эйанжа, он казался точно таким, каким был до его отъезда. И все же тысяча мелких деталей опровергали это первое впечатление. Тут – недавно открытая кебабная, там – магазинчик видеоигр. Автобусная остановка кажется совсем заброшенной. Новехонькие билборды рекламируют парижские духи и недорогую обувь.