Николя Матье - И дети их после них

В этот момент он уже во второй раз проезжал мимо досугового центра «Лео Лагранж». Ему пришла в голову мысль. Он нерешительно сбросил газ, потом на минутку остановился. Взглянул на себя в зеркало заднего вида. На подбородке засохла кровь. Он попытался ее стереть, послюнив палец. Видок неважнецкий. Ничего, сойдет.

Он кое-как спрятал байк в леске, потом напролом прошел к небольшому кемпингу. Уже два года среди услуг, предоставляемых досуговым центром, было знакомство с природой – с прогулками, изучением флоры и фауны, кострами и ночевкой в палатке. Что-то вроде скаутизма для не-скаутов, который обеспечивали в той или иной степени хипповые вожатые. Это новшество привлекло в центр весьма разношерстную компанию ребят – от трудных подростков с татуировками до любительниц пони в розовых носочках. Эксперимент длился две недели, все это время они сами готовили жратву, сами мыли посуду, ходили в лес по-маленькому и по-большому, и им разрешалось иметь при себе нож. В конце ребята выходили из эксперимента похудевшими, подросшими, с мешком грязного белья и воспоминаниями на всю жизнь.

Выбравшись на специально оборудованную лужайку, Антони разглядел в темноте дюжину палаток и кострище, где еще дымилось несколько угольков. Ниже нечто огромное, черное, казалось, притягивало к себе ночную тьму: это было озеро. Он крадучись, с тревогой, прошел вперед, присел перед тлевшим еще костром, чтобы погреть руки. Сидя на корточках, он искал во тьме какие-нибудь ориентиры. В такую безлунную ночь это было непросто. Лагерь расположился между стеной леса и озерными глубинами. Все было тихо, однообразно – ни один лист не шелохнется. Гроза, о которой мечтали весь вечер, так и не началась. Придется снова ее ждать, и поэтому в воздухе ощущалось смутное напряжение, неясное ощущение западни.

К счастью, тут были палатки, а в них – немытые, но вполне живые подростки, рассортированные по половому признаку и рассованные по спальным мешкам. Он пошел дальше. Как бы не промахнуться, а то такое начнется. Наконец он вычислил нужную ему палатку, самую маленькую, на отшибе. Он опустился перед ней на колени и поскреб пальцем ткань.

– Эй…

Он поскреб еще.

– Эй… Ты тут?..

Он поскреб сильнее. Внутри кто-то вскрикнул женским голосом.

– Чшшш! Это я…

– Кто это?! – раздался голос, не внушавший никакого доверия.

Антони почувствовал себя взаперти. За спиной у него высилась непроницаемая стена леса. Он обернулся. Ничего. Правда, вытянуть руку он не решился бы. Тьма сгущалась все больше. В чаще угадывалось чье-то многочисленное смутное присутствие, что-то древнее, безразличное, копошащееся в черноте перегноя. Он содрогнулся.

– Это я, – произнес он еще раз, совсем тихо. – Открывай!

Ткань разошлась вслед за бегунком «молнии».

– Тише говори.

Антони на четвереньках двинулся вперед и исчез в недрах палатки.

– Что ты тут делаешь? – спросил голос. – Который час?

Антони двигался на ощупь. Ничего не было видно. Он почувствовал под пальцами что-то мягкое.

– Э!

– Да я не вижу ничего, – сказал Антони.

– Что ты тут делаешь?

Рука Антони продолжала обследовать местность. Он почувствовал щеку девушки. Она была горячая, только что со сна, как хлеб из печи.

– Ты мягкая.

– А ты дурак, – ответила Ванесса. – Я уже говорила, чтобы ты не приходил сюда.

Она схватила его за шиворот и втащила внутрь, чтобы закрыть за ним «молнию».

Оказавшись в этом тесном пространстве, пахнувшем сахарной ватой или чем-то еще в том же духе, а еще каким-то более смутным, теплым запахом – белья, сонного тела, – Антони сразу почувствовал себя в безопасности. Рука его лежала на голом бедре. Ванесса не протестовала.

– Дай мне посмотреть, – сказал он.

– На что?

– На тебя. Не знаю. Покажись хоть немного.

Она принялась рыться в углу, повернувшись к нему спиной, а он, воспользовавшись этим, потрогал ее за зад. Сквозь ткань широких штанов, в которых она спала, проступали очертания трусиков. Ему захотелось просунуть руку ей между бедер.

– Кончай, – огрызнулась девушка.

Блеснул тонкий луч карманного фонарика. Он заметил, что Ванесса дуется.

– Что-то не так? – Вместо ответа она показала ему на часы. – И что?

– Ты меня достал. Второй час ночи. Я завтра буду никакая.

– Захотелось тебя увидеть.

Все же ей это было приятно слышать.

– Я работаю. К тому же, если тебя здесь застукают, мне голову оторвут.

Она стояла прямо перед ним на коленях, озабоченная, упрямая. Свернутые в узел волосы упали ей на плечо. Под футболкой «Снупи» угадывались почти квадратные соски голых грудей. Внезапно выражение ее лица изменилось.