Николя Матье - И дети их после них

А пока Антони схватил ее за трусики и резко натянул их, так что они оказались между ягодицами. Хлопчатобумажная ткань врезалась в тело, Ванессе было не пошевельнуться, она подумала, что сейчас рехнется от этого. Чтобы показать ему, что ей неудобно, она еще немного прогнула поясницу, бедра ее раздвинулись и стеснявшее их белье затрещало.

– Плевать, – сказал Антони.

И просто разорвал их. Блин, как же это приятно – ощутить такую силу. На первых порах ей пришлось его немного подталкивать, он был совсем ребенок, робкий недотепа, и хотя сам он и отрицал это, она сразу поняла, что до нее у него не было девчонок. Так что пришлось его направлять, учить, что делать, как и сколько. А как только он понял в общих чертах азы общения с женщиной, Ванесса показала ему то, что было нужно ей.

А она хотела, чтобы ее держали.

Потому что вообще, по жизни, это была ее роль. Удила, напряг, усилие воли – это все ее. Впрочем, она знала, чего хочет, это ее свойство было всем известно. Такое вот утешение.

Ванесса выросла в любящей, благополучной семье, ее родители даже не последовали столь распространенной моде, как развод и создание новой семьи. Они уже двадцать лет жили в одном и том же домике из трех комнат с двумя детьми – мальчиком и девочкой. Он – сотрудник кадастрового бюро, она – секретарша в мэрии. Каждый год они ездили на две недели в Сен-Нари. Они не стремились к какой-то другой жизни, довольствуясь своим приличным жалованьем и разумными прибавками к нему. Они занимали свое место, благосклонно смотрели на существующий порядок вещей, в меру возмущались силами, которые ему угрожали, беспокоились по поводу освещавшихся на ТВ катаклизмов, радовались счастливым моментам, которыми их одаривала жизнь. Однажды вся эта незыблемая гармония подвергнется испытанию в виде рака. А пока все было хорошо. Зимой сидели у камина, весной гуляли на природе.

Тома, их старший сын, учился в спортивном вузе. Родители не имели по этому поводу никаких возражений. Зато их очень беспокоили странные устремления младшей дочери, предвещавшие дополнительные траты, которые могли оказаться им не по средствам. Надо сказать, что Ванесса с подросткового возраста строила из себя нечто. И ее юрфак только подтверждал опасения родных: она ставила себя выше них.

Правда, лет до пятнадцати-шестнадцати она вела себя скорее легкомысленно. А потом, в выпускном классе, все круто изменилось. Для всех это был просто шок. Она вдруг взялась за ум. Это ее так напугала перспектива навсегда остаться в Эйанже и жить, как все, тихой, умеренно счастливой жизнью. Возможно, озарение нашло на нее на уроке социологии, а может, в гипермаркете, куда она пошла вместе с матерью за покупками. Во всяком случае, с этого момента она стала отдаляться от Карины Мужель, подружки ее кузена, с которой они были всегда не разлей вода. В результате она с блеском сдала выпускной экзамен и теперь изучала право, пропадая все время в библиотеке со своими снотворными учебниками, карточками и цветными карандашами, постоянно на нервах.

Приезжая домой на выходные, она видела родителей, живших той самой жизнью, которая ей была не нужна, с этой их общей благожелательностью и заранее известными, жеваными-пережеваными фразами по любому поводу. У каждого свой вкус. Хотеть значит мочь. Все не могут быть инженерами. В глубине души Ванесса любила их, и ей было горько и немного стыдно видеть, как они идут по жизни своей дорогой без громких успехов и серьезных сбоев. Она не могла понять, сколько упорства и неприметных жертв требует такая средняя жизнь. Деньги заработать, отпуск организовать, порядок в доме навести, ужин приготовить – и так без передышки, каждый день. Быть внимательными, заботливыми, в то же время не мешая разнузданной девчонке постепенно становиться самостоятельной.

Ванесса же считала их ничтожествами, какими-то холуями, вечно смертельно усталыми, желчными, грубыми, душными: телепрограммка, кроссвордик, отец в рубашке с короткими рукавами и галстуке, мать перекрашивается каждые три месяца и ходит к гадалкам, считая, что все психологи – жулики.

Ванессе хотелось сбежать из этого мира. Во что бы то ни стало. И ее нервозность была соразмерна этому желанию – поскорее унести ноги.

Перед первыми экзаменами она так корпела над учебниками, что чуть не спятила. Такое рвение стало отчасти результатом родительских увещеваний. Потому что родители предупредили ее, что если она профукает этот год, то немедленно будет водворена обратно в Эйанж: у них нет денег на содержание тунеядки. Правда, она не слишком верила этим угрозам. С другой стороны, она с детства наслушалась жутких историй про то, какие дела творятся в этих университетах. Как ребята, не знавшие в школе проблем, вдруг начинали получать там микроскопические отметки. Про порочных сверх всякой меры преподавателей, про их общеизвестную самонадеянность, про то, как они унижают студентов – и это уже стало правилом. А эти несчастные, предоставленные сами себе, вдали от пап и мам, бегают, как лунатики, с лекции на лекцию среди всеобщего равнодушия, то и дело впадая в депрессию. Поэтому многие сдаются, уступают перед соблазнами легкой жизни, все время спят, в одиночку или парами, накачиваются наркотиками или играют в «Зельду». Такие рассказы способны напугать самые закаленные души.