Николя Матье - И дети их после них

– Тебя как звать-то?

– Хасин.

– А я – Биби.

Они работали быстро, оба уже набили руку. И все же Хасину не слишком нравилось торчать здесь.

– Тут никогда никого не бывает, – успокоил его Биби. – Спрашивается, на фига снимать специально гараж и устраивать себе геморрой?

Действительно, кругом было тихо, ни одной тачки, ни одного человека на километры вокруг. Товары на десятки миллионов франков валялись где-то рядом совершенно вхолостую – кожаные диваны, телевизоры, мороженое, джакузи тихо дожидались в своей гигантской железной коробке, когда здесь снова начнется жизнь. Хасину стало нехорошо от этого ощущения: смерть и изобилие рядом.

Они в несколько минут перегрузили всю шмаль, небольшие брикеты по килограмму каждый, аккуратно нарезанные и упакованные в плотный полиэтилен, всего сорок штук. Они уложили их в специально оборудованные баки из-под бензина, которые открывались, как консервные банки. Когда бак наполнялся, Биби доливал туда бензин. Пять брикетов Хасин оставил себе.

– Что ты будешь с ними делать? – спросил Биби.

– А ты как думаешь?

Биби достал сигарету и протянул пачку Хасину.

– Не кури здесь, – сказал тот.

– Это ты из-за бензина? Да ничего не будет.

– Не кури, я сказал.

Биби нахмурился, но сигареты убрал.

– А что это ты явился на такой тачке? Я слышал, ты крутой гонщик.

– Я с гонками завязал.

Тот недоверчиво скривился. Болиды по четыреста лошадей, груженные тоннами марокканской шмали, каждую неделю носились через всю Францию назло радарам, полиции и здравому смыслу. Двести километров в час на всем протяжении пути – у этих парней крыша и правда была набекрень, но всякая мелкота, перепродававшая этот сверхзвуковой товар в розницу по всей Франции, была от них в полном восторге. В каждом городе, в каждом местечке, в каждом доме сотни парней считали себя Шумахерами и потенциальными миллионерами. И Биби – первый. И этого никогда и никому не остановить.

– Ты сейчас куда?

– Домой, – ответил Хасин.

– А, ну ладно…

Больше ему сказать было нечего. Они пожали друг другу руки. Прежде чем сесть за руль, Биби все же поинтересовался:

– А эта твоя палка, ты что с ней делаешь?

– Место расчищаю.

Антони ушел из акваклуба с окровавленным ртом. Почти убежал, забыв про шлем. И теперь ехал на автопилоте, не зная куда, только быстрее.

Хотя он был уже совсем не такой отчаянный малый, как раньше. Прежде он любил носиться, провоцируя себя и других, ездил по тротуарам, поднимал мотоцикл на дыбы, лавировал между автомобилями, ехал по встречке, чтобы увильнуть в самый последний момент. Он катался, чтобы падать, искал столкновений, контакта с дорогой. Кстати, от этих времен у него с правой стороны – от щиколотки до бедра и на локте – остался темный след от ссадины. Асфальт, по крайней мере, держал его в рамках.

Теперь, когда он видел, как пацанье вытворяет нечто подобное, он уже не понимал их. Время глупостей, казалось, осталось позади, как и квартиры, обчищенные на пару со Стивом Муретом, и бешеная пьянка, когда он, нажравшись в стельку, валялся в парке на краю поселка. Время от времени он встречал на улице того пацана из шестого класса, которому сломал руку, за что с треском вылетел из школы. Тот же считал делом чести при встрече с ним не отводить глаз. Антони очень жалел о том случае.

Теперь, когда он брался за свою «Ямаху-125», ему, наоборот, хотелось не быть на виду. Каждый день он ездил одними и теми же маршрутами, тщательно проложенными, выбранными благодаря их геометрии, благодаря ощущениям, которые он на них испытывал, благодаря предоставляемой ими возможности разогнаться и выполнить сложные маневры, что он так любил. От матери в акваклуб, от школы к отцу. Был еще один, от улицы Генерала Леклера к старой электростанции через центр города. Этот вообще совмещал в себе два удовольствия: уклон и прямые углы. Он возвращался на эти маршруты, чтобы отточить свои движения на еще по-утреннему пустых улицах, это была гонка ради гонки. Аэродинамика на грани смерти. Короче говоря, счастье.

Но сейчас все было иначе. Голова у него лопалась от мыслей, он все пережевывал их, не в состоянии отъехать от озера, и все крутился, как белка в колесе, по окрестным лесам и дорогам. Сам того не зная, он вычерчивал какую-то дурацкую орбиту вокруг того места, где находилась Стеф. Она была где-то там. Он не решался уехать от нее. Кроме того, начинало немного холодать, и он жалел, что уехал, не прихватив свитер. Все произошло так быстро. Он весь покрылся гусиной кожей и чувствовал, как его одолевает нервная усталость.