Николя Матье - И дети их после них

Когда он вышел из поезда на Восточном вокзале, у него сжалось сердце. Он оказался там впервые в жизни. Масштаб этого события ему сразу не понравился. Город был полон негров, опасностей, магазинов, всего такого, машин. У него создалось смутное впечатление, что каждый житель этого города готов обчистить ему карманы. Он нашел убежище в ближайшем кабаке на улице Альзас и стал играть в пинбол и пить пиво. По крайней мере, в этом маленьком баре, где собирались панки, а патрон носил потрепанный кок, напоминая залежалого Элвиса Пресли, он мог чувствовать себя в безопасности. Здесь звучала музыка в стиле «ска» и подавалось разливное бельгийское пиво. Антони заплатил за несколько игр, и у него сразу завелись приятели. В час ночи патрон объявил, что бар закрывается, и уже хорошо набравшийся Антони оказался на тротуаре. Он спросил патрона, не нужен ли ему помощник. У того были все руки в «гайках» и джинсовая куртка с меховым воротником. С невозмутимым видом он сказал, что нет, все нормально, ничего не надо.

– А что теперь?

– Я пойду домой, приятель, мой рабочий день окончен.

– Не знаешь, где бы мне переночевать?

– В отеле, где же еще.

Мужик опустил металлическую штору и навесил замок. По бульвару Мажента, уходившему вдаль в самое сердце города, с его цветными вывесками, с его непрестанным бурлением, пробегали быстрые тени. Антони было хреново. Он нуждался в руководителе. Он струхнул.

– Мужик, пожалуйста, я только что из армии. В Париже ничего не знаю.

Патрон несколько секунд разглядывал его с неопределенно насмешливым видом. Он явно не видел связи.

– Ничего не могу для тебя сделать, старик. У меня семья. Меня дома ждут.

Антони рылся в карманах. Он отыскал свой чек, показал ему, как будто его платежеспособность решала все.

– Ну да, круто. И что?

– Ты не можешь пустить меня переночевать? Всего на одну ночь?

– Слушай, кончай с этим.

– Я заплачу́.

Антони положил ему руку на плечо. Тот довольно сухо отстранился.

– Приятель, я тебя не знаю. Хочешь получить по морде монтировкой – продолжай в том же духе.

Антони отступил на шаг назад. Вид у мужика был все-таки классный.

– Ну привет.

Он затопал по мостовой крутыми остроносыми сапогами и вскоре скрылся за зданием вокзала. Антони остался совсем один. В Париже. Даже издали этот их город казался сложным: десять тысяч улиц, обманчивые огни, смешение жанров, высотные здания, церковь, бешеные бабки рекой, а под ними – нищета, впечатление постоянного бодрствования, вечных подстав, на каждом шагу иммигранты, нереально много и все разные, арабы, негры, китайцы – миллионы. Он прошел до площади Республики. По обе стороны улицы – сплошные парикмахерские для африканцев, торговцы чемоданами, закусочные в неоновых огнях, а перед ними – горластая молодежь, попивающая дешевое пиво. На него никто не смотрел. Это был вечер буднего дня, и на улицах, которые, правда, никогда не пустовали, было все-таки довольно тихо. Антони стало интересно, куда идут все эти люди. Неизвестно почему, они казались ему какими-то другими. Девчонки, может, покрасивее, чем в других местах. Парни часто смахивали на педиков, но таскались при этом с подружками. И все же в целом место это было какие-то путаное и угрожающее. Постепенно он протрезвел. Прошел еще, время от времени проверяя чек, который по-прежнему лежал у него в кармане. Париж возбуждал в нем желание. Ему хотелось этих девиц, хотелось пить в этих кафе, жить в одной из этих квартир с люстрами и лепниной, которые он видел с тротуара. Все это было так соблазнительно, заманчиво. Но недоступно. С чего начать? Он спросил у двух парней в кожаных куртках и с мелированными волосами, где Эйфелева башня.

– Прямо.

– А если пройдешь чуть дальше, увидишь море.

Козлы.

Боясь заблудиться или нарваться на какую-нибудь историю, он вернулся обратно и стал ждать у вокзала. Дело было в ноябре. Холодина. Подошли клошары стрельнуть сигаретку. У него больше не было, и они начали его доставать. Он был в хорошей физической форме, и его так и подмывало вмазать как следует кому-нибудь из них. От них воняло, они еле держались на ногах. Так что это было бы не трудно. Но он предпочел смыться и стал слоняться по окрестностям, дыша себе на руки: то присядет где-нибудь на минутку, то опять пойдет бродить. Отели наводили на него страх. Да и поздно уже было. Вот-вот начнет светать. К чему выбрасывать сотню на ветер? Уже открылись первые кафе, он выпил кофе у стойки, глядя на хоровод мусоровозов и дворников. Черная армия чистоты. Было еще очень рано, когда он взял билет на Эйанж через Нанси. Еще до полудня он был дома, у матери.