Анатолий Чмыхало - Седьмая беда атамана

— Уйду, не гони! Нету правды, за котору кровь проливали!

Дышлаков поник головой и так долго сидел, погруженный в думы. Дмитрию все-таки было его жаль: хоть и горяч, хоть и откровенный загибщик, а революции послужил честно.

— Обидно, Горохов.

— Да не будут тебя судить, — сказал, успокаиваясь, Дмитрий. — Попугали только.

— Пошто ж Итыгин непутевый такой, а? Пошто отпускает бандитов на свободу? Они ведь сызнова за винтовку.

Какое-то время Дышлаков сопел и кряхтел, затем недовольно буркнул:

— И отсижу. Мне наплевать, о!

— Ладно тебе! — отмахнулся Дмитрий.

— Правду ишшу. Не выдай, милай! Пошли-ка, Горохов, к Гришке. В самом деле.

Дмитрий понял, что отвязаться от Дышлакова на этот раз ему не удастся, и принялся одеваться. Партизан, встав у двери, выжидательно наблюдал, как он застегивал пуговицы френча, как натягивал узкие в голенищах сапоги. И выражение лица у Дышлакова было страдальческое, словно его действительно жестоко обидели и никто уже не хочет поступить с ним по справедливости.

В лавке они прихватили бутылку водки, набрали в карманы глазурованных пряников на закуску, зная, что у Григория может не оказаться на сей случай даже куска хлеба. Григорий встретил их у собственных ворот, словно ждал, что придут. После ареста он стал малоразговорчивым, загрустил, совсем замкнулся в себе, весь почернел, как старый трухлявый гриб, на лице сильнее выперли скулы. Он сразу провел гостей в избу и, вымученно улыбаясь Дышлакову, проговорил квелым голосом:

— С приездом, значит.

— Чего ты, Гриша? — насторожился Дышлаков.

— Угостить нечем.

— У нас все есть, — со стуком ставя на стол бутылку, сказал Дышлаков.

— В милиции я теперь.

— Должность обмыть надо.

— Не пью. Ны!

— И со мною не выпьешь? — набычился Дышлаков.

— И с тобой, командир.

— Что ж, паря? Да твоя она, власть советска, али не твоя? — спросил Сидор.

— Моя.

Дышлаков схватил Григория за ворот холщовой рубахи и сурово сказал:

— Не могитя!

— Курчик во всем виновата, — качнув головой, произнес Дмитрий.

— И я виноват! Я тоже! — Дышлаков кулаком с силой хватил себя в грудь. — Не терплю, когда с бандой якшаются!

— Хватит об этом, — мирно проговорил Дмитрий.

Дышлаков крепко обнял Григория и предложил все-таки выпить. Всякое бывает между людьми, известно, что они не ангелы, так не весь же век дуться. Нужно уметь прощать, ежели человек наш и стремится к нашей же великой цели.

Дмитрий облегченно вздохнул и улыбнулся. Глядя на него, повеселел и Григорий.

— Давайтя кружки! — воодушевляясь, скомандовал Дышлаков.

Когда выпили, он в раздумье стал тарабанить пальцами по столу. И сказал, подводя итог своим грустным мыслям:

— Засудят меня. Определенно.

Дышлаков перетрусил. Самовольная атака на Соловьева может плохо кончиться для него, поэтому-то он и ищет свидетелей, чтобы как-то выгородить себя.

— Ежлив пожалуется Автамон, то меня на покосе не было, — предупредил Дышлаков. — В Думе был о ту пору.

— Зачем так? — возразил Дмитрий. — Брехать негоже.

— Ты что скажешь, Григорий?

— Я ничего не видел и не слышал.

— Правильно.

— Нет, мужики! — порывисто встал Дмитрий. — Много напутал, Дышлаков.

— А что напутал, то и распутаю, — с обидою, холодно ответил Сидор. — Тебе кулака жалко? Ну, жалей, жалей! Определенно!

Решив, что угрозами ничего не добиться, Дышлаков скривился, как от нестерпимой боли, и замолчал. Затем вдруг стал хвалить Дмитрия за прямоту, сокрушался, что командуют другие, а не он, отважный орел Горохов, которому одному лишь по плечу военные операции против широко рассеянной банды.

Но несмотря на лестные дышлаковские слова, Дмитрий твердо стоял на своем. Он понимал Итыгина, что огорчало и не в меру раздражало Дышлакова.

Приближался первомайский праздник. На совет, как лучше провести его, Гаврила собрал весь актив. Партийную ячейку представляли Дмитрий и Антонида, от школы пришла Татьяна, которая беспокоилась больше всех, потому что отвечала за художественную часть, а части этой, по существу, не было, поскольку чоновцы, составляющие ядро драмкружка, по-прежнему находились в Усть-Абаканском. Нужно было как-то выходить из трудного положения, и Татьяна прикидывала, кого бы еще привлечь к концерту, кроме ребятишек, восторженной ватажкой ходивших за нею в эти дни.

Срывался и задуманный парад кавалеристов, и тоже по этой причине. За парад и конные соревнования отвечал Дмитрий. Правда, на лугу за околицей можно было как-то собрать казаков на своих конях и показать станичным рубку лозы и джигитовку. Один Григорий Носков, как утверждали в станице, был в состоянии показать такую программу, которой наверняка позавидовали бы все казаки Енисейского войска. Но Григорию нужен настоящий конь, а не щуплая, дохлая кляча, на которой он ездит. Но где взять коня?