Анатолий Чмыхало - Седьмая беда атамана

Мурташка не спал. При голубом свете углей, дотлевавших в печи, он сразу узнал атамана. Он замахал руками и недовольно заплевался:

— У, шайтан.

Соловьев, в планы которого не входила ссора с охотником, отступил к двери и присел на березовую чурку. Тем временем Мирген стал выговаривать старику, что тот обижает гостя, нарушая освященный веками обычай предков. И Муртах внял доводам соплеменника — заговорил много тише, забубнил и вскоре совсем успокоился.

Иван любил изъясняться со всеми напрямую, он и теперь остался верен себе. Прежде всего напомнили упрямому старику, как тот приносил в отрядный лагерь мешок с пушниной. Тогда Соловьев пушнину не взял, оставив на время у Мурташки, а вот теперь неплохо бы получить ее, с нею он навсегда покинет Июсы. Пусть Мурташка нисколько не сомневается: атаман умеет держать слово.

— Все отдал, парень, — признался подобревший охотник.

— Давно, оказывается? — пошел на Мурташку Мирген. — Кому?

— Детдому, — набивая трубку, ответил охотник. — Аха.

— Отбери! — крикнул Мирген.

— Зачем — отбери? Не хочу — отбери, пожалуйста.

Так ни с чем и убрался Соловьев в тайгу. Правда, он услышал от Мурташки, что в Чебаки приехал бывший здешний учитель Георгий Итыгин, ставший большим начальником в только что образованном Хакасском уезде. Неплохо бы направить к Итыгину инородцев, чтоб разузнали об условиях, на которых должен сдаться соловьевский отряд. Сам Иван встречаться с Итыгиным пока что не собирался.

На раздумья ушло не меньше недели. И когда Ивану сказали, что Итыгин закончил здесь свои дела и собирается уезжать из Чебаков, атаман послал в село Миргена.

— Обо мне не говори, — напутствовал его Соловьев. — Будто ты сам по себе.

Ждать Миргенова возвращения пришлось недолго. На этот раз он, понимая важность поручения, не попал ни к кому в гости и, на удивление отряду, появился у охотничьей избы совершенно трезвым. Да, он говорил с Итыгиным. Власть не хочет лишнего кровопролития и готова хоть сейчас идти на переговоры с любым представителем Соловьева. Только Итыгин просил ускорить такую встречу, потому что в центре уезда, селе Усть-Абаканском, его ждет большая и неотложная работа.

Это заявление обнадежило Соловьева. Он собирался тщательно обдумать подробные условия сдачи и послать с ними того же Миргена. Но еще одно Миргеново сообщение в корне изменило первозадумки Соловьева. В Чебаках Мирген неожиданно встретил Ампониса: парнишка, как оказалось, живет в детдоме, его только что привезли туда из Красноярска. Поговорить с Ампонисом Миргену не удалось, парнишка все еще находится под присмотром привезшего его милиционера, — наверное, Ампонис норовит убежать, а милиционер не отпускает его от себя ни на шаг.

Новость ошеломила Ивана. Почему Ампонис, которого они вместе со всеми оставили в лагере на вершине Средней Терси, вдруг оказался в Красноярске и затем под конвоем привезен в Чебаки? Что случилось с ним, да и с другими родственниками повстанцев? Где отец и мать? Где Настя?

Можно было предположить одно: лагерь захвачен чоновцами или чекистами, все женщины и отец атамана арестованы, Ампонис же, как малолетний, направлен в детский дом. Это — в лучшем случае, а в худшем — оставшихся в лагере людей попросту поубивали.

Несколько успокоил атамана шорский охотник Тимофей, пришедший к избушке по свежим следам соловьевцев. Он сообщил, что был в лагере вскоре же после ухода чоновцев. Бараки совсем сожжены, но, к счастью, никто из людей не пострадал.

— Язва, — Тимофей достал из залоснившегося до блеска заплечного мешка поломанную гармошку. — Я не обманываю тебя, Иван Николаевич. — Вот погляди.

Сказанное Миргеном и Тимофеем заставило Ивана поторопиться с началом переговоров. Обеспокоенный судьбою близких и утомленный одиночеством, он пренебрег предосторожностями и решил поехать к Итыгину сам.

Задиристый Павел Чихачев, нисколько не ценивший ни свою, ни чужие жизни, ходил с Соловьевым больше года. Он тоже был из казаков, его дед родился и дожил до седин в станице Озерной, а в преклонных годах пришла ему в голову блажь переселиться на несколько сот верст, в Алтайскую казачью станицу. С ним переехали все отпрыски давнего казачьего рода, и у одного из них, справного казака Михайлы Чихачева, и появился на свет сын Пашка, выросший в хулиганистого парня, любившего водить с девками хороводы. Действительную службу он прошел в одно время с Соловьевым в том же Енисейском казачьем полку. Не раз сидел на гауптвахте за драки, которые, нужно отдать ему должное, умел сочинять.