Анатолий Чмыхало - Седьмая беда атамана

— Никуда от вас не скроешься! — вдруг выпалил атаман.

— А ведь это Соловьев, товарищи, — не повышая голоса, сказал комбат. — Ведем переговоры.

Атаман зашарил в кобуре.

— Сердце екнуло, — с усмешкой заметил Дмитрий.

Красноармейцы верили и не верили своему командиру. Если это действительно Соловьев, то почему не арестовать его или не ухлопать на месте? Только винтовки-то у них за плечами: пока снимешь, трижды уложат тебя.

— Езжайте, товарищи, — отпустил дозорных комбат. — Мы тут как-нибудь сами.

Соловьев не тронулся с места, пока дозор не отъехал на почтительное расстояние. Затем все трое завернули коней в тайгу.

— Бойся шутить, Горохов, — внушительно, но без злости сказал атаман. — А ты хлюст, едрит твою в дышло!

Неизвестно, чего больше было в этих его словах: осуждения ли, неприязни или откровенной похвалы комбату. Пожалуй, Соловьев точно так поступил бы, находясь он на месте Дмитрия. Вот почему в суровой душе атамана прежняя враждебность на какое-то время стушевалась и уступила некоторому сочувствию и даже расположению к Дмитрию. Вот тогда-то атаман и спросил:

— Письмо мое получал?

Дмитрий согласно качнул головой.

— Не лезь к Татьяне, добром прошу. Ты же ловить меня приставлен, вот и лови.

Какое-то время они ехали вдвоем. Соловьенок далеко отстал, кружил по буграм и перелескам, объезжая завалы деревьев, и все опасливо посматривал назад. Только когда они углубились в тайгу, горячий Сашкин конь, отмахиваясь хвостом от слепней, выскочил на дорогу.

— Красные увязались за нами. Может, пугнуть? — вскидывая винтовку, спросил он.

Соловьев сдвинул на лоб фуражку и недобро посмотрел на комбата. Затем проговорил с сознанием своей силы и полного превосходства:

— Отстанут.

В самом деле, красноармейцы, помаячив сзади, отстали. Завернули коней в степь, туда, где за буграми пряталась река, и скоро совсем скрылись с глаз.

К своему лагерю Соловьев направился теперь более коротким путем, бездорожно, сперва по мшистому болоту, затем сквозь чащу по узкой кромке обрыва. И то, что он сейчас не делал секрета из запасной своей дороги, как и передвижения колонны бандитов, говорило о смене бандой своего логова. Типичный бандитский прием: напакостили под Половинкой — теперь дай бог ноги!

На утоптанной поляне перед охотничьим домиком парни молча седлали лошадей. Укрывавшая балаганы сухая трава была раздергана, они просвечивали насквозь. На крыльце лежали какие-то узлы и мешки с небогатой поклажей.

Самовар вскипел. Чай пили в штабной комнате. Кроме Ивана и комбата за столом сидели Макаров и Настя. Макаров был в шинели нараспашку, он больше молчал, уткнувшись в свою кружку сосредоточенным взглядом, словно видел ее впервые и обязательно должен был до тонкостей рассмотреть. Иван был тоже немногословен, крякал по-сибирски, делая крупные, обжигающие глотки, то и дело вытирал испарину, выступавшую на лбу.

— Обещают жизнь, — вскользь бросил он Макарову.

Начальник штаба отхлебнул чай и скептически ухмыльнулся. Стоило ли, мол, устраивать кровавую баню, чтобы вот так завершить все. Не таким прежде представлялся Макарову атаман, а то давно был бы поручик в Монголии. А потом ведь что такое — сохранить жизнь? Согласиться на пожизненное тюремное заключение? Так уж лучше помереть от пули в чистом поле, как поется в известной песне. Вот если бы чекисты дали гарантии предоставить всем полную свободу, тогда еще можно было подумать, выходить из тайги или нет. И то — чего стоят чекистские гарантии!

Это и многое другое прочитал Соловьев в недвусмысленной макаровской ухмылке. И сразу же заверил Макарова в своей нерушимой твердости:

— Не вышло у нас, полковник. Окончательного договора не получилось.

Дмитрий посмотрел на примолкшего офицера. Серое в красных пятнах лицо Макарова оставалось неподвижным, словно высеченным из камня.

— Налить, господин полковник? — спросила Настя, желая лишний раз подчеркнуть перед гостем высокое положение Макарова. Она прекрасно понимала начатую атаманом игру и подыгрывала ему.

— Будьте добры, Анастасия Григорьевна.

Дмитрий видел, что Соловьев при своем сильном, волевом характере все же находится под влиянием этого хитрого, изворотливого офицера, который, разумеется, не поддастся ни на какие уговоры, не затем он пришел в банду. Нужно посеять между ними раздор, как-то поссорить их, столкнуть лбами.

— Покажи мне своих людей, Иван Николаевич, коль уж обещал.