Анатолий Чмыхало - Седьмая беда атамана

— Вот кабы по-честному, да только не будет энтого никогда. Ты, Горохов, человек маленький, подначальный, тебе сказано ловить Соловьева, ты и ловишь. А кто Соловьев? А?

— Об этом и думаю.

— Ну давай, давай, — Иван поудобнее устроился в седле и заговорил, понизив голос: — А чего тут голову ломать. Казак я простой, бедный. Ты с кулачьем вон как ладишь, а за мною охотишься. Пошто?

— С кулачьем?

— Брось ты! Все знаю! Меня не проведешь, Горохов!

— Жить не хочешь по-людски, Иван Николаевич.

— В тюрьме-то людская жизнь? — глаза у Соловьева округлились и побелели. — Не насмехайся, Горохов! Могу не стерпеть!

Дмитрий трезво оценил обстановку. Напрасно он раздражал атамана. Нужно было сейчас же давать задний ход. У Соловьева есть свои принципы, и с ними пока следует считаться, иначе сгинешь ни за грош, ни за копейку и дело загубишь. И Дмитрий проговорил уже с некоторой уступкой:

— Ладно тебе, Иван Николаевич! Ведь не ведаешь, зачем я приехал.

— Говори, да не заговаривайся!

— Приехал помочь. Да не смейся. Точно!

— Уж и помочь! — Соловьев повел головой. В этом его жесте чувствовалось явное недоверие к собеседнику.

— Зачем увел со стана? — вдруг спросил Дмитрий. — Только давай откровенно, Иван Николаевич. Не темни.

— Наш разговор никого не касается.

Комбат понял его, Соловьев не хотел, чтобы при первом их объяснении присутствовал Макаров. Атаману нужно было проявить полную самостоятельность. Что ж, неплохо!

— Мне не поможешь, — трудно проговорил Иван. Видно, не раз бросал он на весы совести все свои досадные промахи и ошибки. И вот пришел к такому выводу.

— Людей жалко твоих…

— Себя пожалей, Горохов. Поди, не заговорен от пули, — припугнул атаман и тут же резко спросил: — Полномочия имеешь?

За спиною у них снова хохотнул Сашка. Он внимательно слушал их и, как говорится, мотал себе на ус. Для него понемногу прояснилась программа соловьевского житья, которая была небезразличной Сашке. От этой программы целиком зависела Сашкина цыганская судьба. Если суждено соколом взлететь в небо, так с есаулом, а погибнуть — так лечь с ним в одну могилу.

— Полномочия есть, только ведь погляжу.

— На меня, чо ль? — зычно сказал атаман. — И накрепко шьют, да порется.

— На всех.

— А как насчет хрена?

— Ну зачем, Иван Николаевич? Так мы, ей-богу, не договоримся.

— Ну, а какие полномочия? — нетерпеливо спросил Соловьев. — Какие, тудыть вашу мать?..

— Гарантируем жизнь. Лучше хлеб с водою, чем пирог с бедою.

— Только жизнь? А свободу? А?

Дмитрий угрюмо промолчал.

— Молчишь? Значит, в тюрьму меня. Чо бог послал, то и мяконько. А видел ты человека, который сам шел бы в тюрьму?.. Видел?..

Соловьев намеревался сказать еще что-то, но так и замер с открытым ртом. Он увидел в полуверсте от себя, в том направлении, куда они ехали, выскочивших на бугор всадников в красноармейских шинелях и шлемах. Это был дозор из двух человек.

— Ты чо? — сурово повернулся атаман к Дмитрию.

Сашка споро клацнул затвором винтовки. Но прежде чем выстрелить, бросил взгляд на Соловьева, а тот предостерегающе поднял руку:

— Погоди.

Атаман сообразил, что красноармейцы могли появиться сами по себе, без ведома комбата. В противном случае они устроили бы засаду в удобном для этого месте, а не здесь, на самой опушке тайги. Да и то нужно взять в толк, что не Горохов увлек сюда Соловьева, а Соловьев — Горохова.

Красноармейцы разглядели красную звезду на шлеме Дмитрия и успокоились. Дозор, не сняв с плеча винтовок, беспечно пылил по проселочной дороге.

Соотношение сил менялось. Если до сих пор комбат был один против двух, то теперь красных стало уже трое. Захватить Соловьева не составляло большого труда, но это значило бы отказаться от мысли о разоружении всей банды. Более того, тогда атаманом становился Макаров, а это, как казалось комбату, было бы значительно хуже. При Макарове банда ожесточится еще сильнее и тогда-то с нею совсем не совладать.

Дмитрий заметил, что Соловьев расстегнул кобуру. Трусит атаман, не до конца еще верит комбату. Волчья жизнь научила его быть осторожным.

— Я стрелять обученный, — вполголоса проговорил он.

Весело переговариваясь, опустились с бугра и подъехали юные, розовощекие ребята. Они сразу узнали своего командира, наперебой принялись докладывать боевую обстановку. Они неусыпно следят, не выйдут ли соловьевцы в степь. Стало известно, что банда зашевелилась, в верховьях Белого Июса видели колонну, прошли на конях, с вьюками.