Дни двигались, он занимался делами, крутился, выражаясь современным языком. На среду ничего не назначал, намекнул даже один или два раза кому-то, что в среду у него тяжелый день, что будет занят, сам начал думать так, хотя с чего он взял, что что-то состоится, Евгений Викторович не понимал, но так было удобнее. Он не хотел выделять среду из других дней, поэтому на десять назначил встречу с вице-президентом, директором Северо-Западного филиала богатой страховой компании. Он думал, что уложится в полчаса, но паренек из его фирмы, который отвечал за планировавшийся ввоз большой партии товара, вдруг начал блистать эрудицией, устраивать из простого разговора какое-то суперсовещание неискренних идиотов из бразильского сериала. Евгений Викторович сначала терпел, потом начал злиться, потом вдруг понял, что действительно ничего не понимает в проблеме, а паренек разбирается и говорит дело. Он стал улыбаться и устроил так, что вице-президент предложил перенести совещание на послезавтра, а пока проработать вопрос на уровне ответственных исполнителей.
Евгений Викторович получил свободу, времени оставалось мало, и это было удобно, поскольку создавало иллюзию обыденности. У шофера был отгул. Евгений Викторович нахально развернулся у Думы, пересек Невский, несмотря на идиотский знак «только направо», повешенный гаишниками исключительно в собственных своекорыстных интересах, остановился напротив входа и почувствовал, что замерз до того, что, отпустив руль, начал дрожать и стучать зубами. От этого показалось, что на улице тоже холодно, но жар асфальта, неба, стен, автомобилей плотно охватил его, полез в складки одежды и кожи, выгоняя застрявшую там прохладу. Это странное сочетание заставило его, пока он шел до стойки регистратуры, потеть от жары и дрожать от холода. Сейчас он даже не мог врать себе, что все хорошо, потому что чувствовал, что говорит с администраторшей еле шевелящимися чужими губами, что слышит ее ответы с короткой, но многозначительной задержкой, показывавшей угрожающе возросшую толщину пленки, отгородившей его от внешнего мира. Он даже стал бояться, что она заметит, но все обошлось. Евгений Викторович справился, получил квитанцию, ключ и пошел по ступенькам вверх в кафе.
Тамара была там, пила сок и стала улыбаться, когда он подошел и сел рядом. Она удачно выбрала столик не у стены, а посредине зала у какого-то полуискусственного фикуса. Здесь были не одноместные кресла, а широкие диванчики, поэтому Евгении Викторович смог сесть рядом и взять ее за руку, как бы интимно и дружески здороваясь.
Как всякому деловому человеку, Евгению Викторовичу часто приходилось заниматься неприятными делами. Они возникали из взаимодействий сошедшихся обстоятельств, иногда что-нибудь выдумывал Валентин Юрьевич, и отказаться было неудобно или глупо, был еще Егор Кимович, но о нем лучше зря не вспоминать. Он давно понял, что невыполнимых дел не бывает, не надо пугаться, надо потихоньку начать, сделать что-то, потом еще, еще, глядишь — осталось не так уж много, да и деваться некуда — столько уж сделано, грех недоделать. Так и теперь. Номер снят, время выделено, он держит Тамару за руку, смотрит ей в глаза, они улыбаются друг другу, дело идет, хотя очень обидно и трудно принять то, что свидание с очень красивой и расположенной к нему девушкой воспринимается и выполняется как трудное, сложное и неприятное дело. И пусть даже так, пусть он такой ненормальный, но для чего он тогда этим занимается?
На Тамаре было очень короткое черное платье без рукавов с треугольным вырезом на груди и несколькими поперечными лямочками на голой спине. Шею плотно охватывало широкое ожерелье из ниточек золота, спереди к нему был приделан кулончик с ярким белым камешком. Евгений Викторович не разбирался в камнях, не мог отличить бриллиант от фианита, но хотел думать, что камень настоящий. Он взял левой рукой Тамарин стакан с соком, сделал глоток, поставил, почувствовал движение правой руки — то ли сам толкнул, то ли она потянула — и гладкое тепло ее ноги. Они посмотрели друг другу в глаза, приблизили лица, он не захотел предисловий, подумал, что так будет интересней, сказал сразу:
— Я снял тут номер. Подумал, может быть, мы захотим побыть вдвоем.
Она пожала ему руку, улыбнулась. Мимо проходила официантка. Евгений Викторович достал бумажник, узнал, что стакан сока стоит шесть долларов по курсу Центробанка, дал двести рублей. Сердце кольнуло, он подумал, что девушка определенно согласна стать его любовницей и что среди многих возникающих трудностей не последняя — деньги. Кто ее содержит? Отец? Муж? Любовник? Кто этот человек? Он встал, потянув Тамару за собой, обругал себя за неуместную жадность, потом все как-нибудь устроится, но от себя не скроешь, обругал какой-то внешней частью сознания, а боялся кто-то внутри, маленький и нервный. Он согласился с упреком, согласился подождать и скрылся со своими страхами в темную глубину, но никуда не делся.
Читать дальше