Во главе четырех солдат он приблизился к двум парням, которые медленно переваливались с животов на спины и начинали садиться, и к тихо подвывавшей и переворачивавшейся наоборот, то есть с боку на живот, девице. Казалось, она собирается встать на четвереньки и уползти от неприятностей и страха.
— Встать! — еще громче, чем прежде, заорал прапорщик.
Парни без звуков, без выражений лиц и выразительности жестов стали приподниматься. Едва лишь они утвердились на полусогнутых ногах, помогая равновесию разведенными в стороны и опущенными вниз руками, прапорщик скомандовал:
— Давай их. В кузов.
Солдаты по двое схватили парней, каждый за одну руку, и полуволоком протащили несколько шагов до кузова, по дороге шипя и бубня какую-то неслышную злую похабщину и пытаясь изобразить заламывание локтей за спину и выкручивание рук. Получалось плохо: они не умели, а несомые не сопротивлялись, а то, что не оказывает сопротивления, сломать нельзя. Пока их заталкивали на высокую платформу грузовика, прапорщик, глядя на оттопыренный зад уползавшей девицы, говорил:
— Ну что? Сходила на гулянку? Сейчас вернемся, батя тебя выдерет, не скоро сядешь. Что ж ты за баба будешь?! Ну ведь всех солдат уже обползала. Ну, сейчас будет тебе. Давай лезь в кабину.
Девица услышала, что прямо сейчас ни бить, ни убивать не будут, перестала выть и действительно начала одеваться, готовясь выполнить приказ. Солдаты закончили погрузку задержанных, но в кузов лезть не хотели. Трое остались у машины, один, с толстыми лычками старшего сержанта, пошел к краю обрыва посмотреть, как дела у двоих, посланных за чрезмерно упорным купальщиком. Дела шли медленно и неуклюже. Солдатик зашел глубже, скрестил на груди руки и положил их кисти на едва выступавшие из воды плечи. Видно было, что он замерз, что он застыл от страха и холода, ни за что не пошевелится и не выйдет сам на берег. Посланные стояли внизу, не знали, что делать, и тоже застыли в нерешительности. Старший сержант, решив проявить начальственную инициативу, приказал:
— Эй! А ну! Давай вылазь!
Вышло хрипло, не очень громко и мало внушительно. Оплошный вопль подчиненного захотел исправить подошедший прапорщик:
— Что встали! А ну, вперед! Что, приказ не поняли?! Давай...
Этот крик тоже вышел не слишком грозным. Ясно было, что и сержанту, и прапорщику для выражения мыслей совершенно необходимо было матюгнуться, но останавливала какая-то существенная часть приказа, в яростной спешке полученного майором от начальства и переданного быстро собранной группе подчиненных.
— Давай! В воду! Чего стоите?!
Сержант и солдат, стоявшие на берегу, медленно повернулись в сторону прапорщика. Он раздраженно и громко повторил выкрики и несколько раз энергично ткнул сжатым кулаком правой руки в сторону торчавшей из воды головы парня. Солдаты снова повернулись к воде. Медлительность действий объяснялась тем, что они не решили, как лезть в воду. Одетыми не хотелось, но прапорщик очень грозно торопил, и слишком явно ощущалась угроза, исходившая от злобно молчавшего майора. Раздетыми было лучше, но дольше, и, потом, раздевание почти сравняло бы их с теми проштрафившимися, ради которых они сюда приехали. Они посмотрели друг на друга, наконец сержант наклонился и стал снимать ботинки. Прапорщик перестал орать, верно, и не рассчитывал, что они полезут в воду в форме.
Все дальнейшее прошло довольно быстро. Плеск воды, жалкие и бессмысленные попытки жертвы уплыть, скорая поимка, нелепая скорчившаяся мертвенно-белая фигура с поджатыми ногами, которую почти бегом доволокли до машины солдаты, еще одна пробежка за оставленной на берегу одеждой, звон подковок о металлические планки кузова, хлопанье дверей кабины, визг стартера, рев мотора, скрип дерева, которое зацепил при развороте прапорщик, потом стало тише, они уехали наконец.
— Ну и ну, — сказал Сергей. — Съездили, называется, отдохнуть.
— Это у тебя действительно, что ли, такое детство было? — спросила Юлия. — Ты для того и приезжал, чтобы на все это полюбоваться?
— Ладно, давайте собираться. Пора ехать. — Алексей Викторович был заметно недоволен произошедшим, но считал, что простое отсутствие раздражения и агрессии с его стороны является достаточным извинением за организацию закончившейся сцены.
— Да уж, давайте, поехали, — Сергей повернулся и раздраженно прошел между вынужденно расступившимися охранниками. — Ну и поездочка, ну, что называется, незабываемое удовольствие.
Читать дальше