Андрей Лещинский - Причина смерти

Шумер стоял, сложив руки, слегка наклонив голову. Он был полный и довольно высокий, почти как царь Крита, волос на голове и теле не было, из одежды только чёрная набедренная повязка. Лицо умное, слишком умное, чтобы нравиться, оно притягивало, но не обещало лёгкости и искренности отношений. Впрочем, какие отношения между царицей и нечистым изгоем?! Она указала пальцем на выпуклость и сказала:

— Исцели.

Врач достал из сумки белое полотенце, отёр им руки, запахло сладкими травами. Подошёл к ней, взглянул на болезнь, потянул за руку, она сразу подчинилась, легла на спину на мягкий ковер, на ровную землю. Ночь, свет, запах расслабили тело, она глядела на расписные ткани шатра и ждала удовольствия от прикосновения тёплых рук врача. Он приблизился с баночками, тряпочками, золотыми инструментами в руках, намочил одну из тряпочек и обильно увлажнил грудь царицы вокруг болезни. Кожа сразу онемела, царица безмятежно чувствовала, как он сделал надрез, давил, скоблил, промакивал кровь. Она полуспала, готовая терпеть сколько угодно это волшебное лечение, и с трудом стала приходить в себя, поняв, что процедура закончилась. Нароста не было, крови не было, на груди был наклеен кружок тонкой ткани телесного цвета, закрывавший чувствовавшуюся, но неболезненную ранку. Царица встала на колени, села на пятки, рассмотрела следы лечения и спросила:

— Всё?

— Да, царица. Через три дня смочи ткань водой, она отпадёт, скоро и следа не останется.

Врач стоял у светильников, опустил руки и, не отрываясь, смотрел на обнажённую грудь царицы. Пудра от лечения осыпалась, она опустила глаза и увидела, что смазалась помада на правой груди, ей стало жаль ушедшего совершенства, восстановить его могли девчонки с их баночками и кисточками, но ей не хотелось спугивать замершую ситуацию, хотелось подождать в тишине и потоках золотого света. Она сидела, он смотрел, не уходил. Конечно, он был беглец, в любом случае его достоинство было ниже царского, она могла приказывать, — но он помог, теперь этой помощью активно пользовался, и ей было неудобно удалить его. Сам он не догадывался уйти, ему наверное нравилось торчать столбом и смотреть, смотреть, смотреть так, что кожа пошла мурашками, царица почувствовала ток горячей крови, а тут ещё этот волшебный свет. Царица представила, как её тело будет мерцать в золотых бликах, она знала, что красивей всех, знала великую силу своей абсолютной красоты и с вершин сексуальной власти решила не пренебрегать тем, что мог предложить онемевший от желания и восхищения шумер. Великие должны уметь снисходить к малым, и царица приняла своим дыханием страсть врача, увидела в нём достоинство воина и мужа и почувствовала желание осчастливить и подчинить его.

Царица встала и начала расстегивать и развязывать шнурки и застёжки платья. Белый передник, красный волан, оранжевый, жёлтый, другие, на ней остался золотой лиф. Она переступила длинными мускулистыми ногами через цветные ткани, скинула с ног сандалии, задумчиво расстегнула лиф, любуясь переливами золота в золотом свете и красотой своей матовой с ярко-красными сосками груди, и бережно, низко нагнувшись на полусогнутых ногах, положила его поверх других одежд. Услышала, как засопел врач, сделала два шага в сторону и встала на колени, к нему левым боком.

Она ожидала, что он подойдёт сзади, тоже встанет на колени, навалится на неё своим весом, своим толстым животом, что от этого она должна будет опереться на согнутые в локтях руки, изогнувшись в удобной для него позе, что будет приятно, но не очень, а может быть, и совсем неприятно, но из уважения к призванному для таинства носителю мужественности она будет прерывисто дышать, шевелить бедрами и терпеливо ждать, когда это кончится.

Не тут-то было. Знатные шумеры не только были волшебниками, не только умели говорить красиво и непонятно, но и с женщинами были приучены обращаться на особый манер. Он снял повязку, под ней была ещё одна, проходившая между ног и завязанная вокруг бёдер. Он снял и её, подошёл к царице, лег рядом и нежно потянул к себе.

Через полчаса они лежали рядом, он на спине, она на боку, лицом к нему, головой на его плече. Врач тихо поглаживал её, а она лениво думала: понравилось ли ей то, что произошло? Во всяком случае, необычно, даже слишком; и ещё: больше она ему командовать не позволит.

Потом они встали, врач дал ей ещё одно душистое полотенце, она обтёрлась, выпила какой-то вонючей жидкости, он сказал, что это обезопасит от беременности; шумер собрал свои чудеса, оделся и ушёл, она крикнула негритянок и стала ждать, пока они разберут шатёр.