Юрий Асланьян - Последний побег

Еще студентом он понял, почему так и не получил ни строчки от своих пятидесяти зарубежных адресатов. Понял тогда, когда догадался бросить очередное письмо в соседней области — и получил ответ. Хотя из Венгрии, но все-таки — живое слово, а не стук в стенку. Он узнал, что такое перлюстрация, и сразу же, придурок, вырулил вечером на бетонный перрон Перми II, находясь «на глубине шестьдесят», как говорили водолазы, хорошо знавшие, с чем можно сравнить состояние при кессонной болезни — все эти головокружения, расстройства речи и помрачение сознания. Азотное голодание, что тут скажешь. Он шел вдоль вагонов международного экспресса «Москва-Пекин», пока не увидел проводника со значком Мао на груди.

«Китайский народ — наш великий друг!» — воскликнул Алексей — и выкинул большой палец вверх. Проводник понял пермский английский — и радостно заулыбался. А потом Алексей назвал Мао диктатором, хотел добавить еще, но не сумел перевести слово «козел». «Гоу хоум!» — прохрипел, окрысившись, проводник — и тут же захлопнул дверь вагона. Но сразу появился другой товарищ — слева, и еще один — справа. Одно слово — оперативники.

Они оказались более разговорчивыми, то есть хорошо и настойчиво говорившими по-русски — точнее, задававшими вопросы на этом языке.

Похоже, что им больше понравилась последняя фраза китайца, а не первая Алексея Стаца. И вели чекисты себя так, как будто он сидел не на Перми II, а уже на 35-й (строгой зоне). Алексей был разочарован манерами контрразведчиков. Они никак не могли понять, что ему просто лю-бо-пыт-но, какие они, китайцы. Да нет, объяснялся он, что китайцы узкоглазые, я догадывался.

«Мы никогда не забудем тебя», — сказали они, отпуская шпиона из линейного отделения железнодорожной милиции. Его не забыл капитан Белобородов, вывернувший шкуру замшевым пиджаком. Это он говорил сегодня по телефону, а Стац торопливо листал записную книжку памяти — где же опять неосторожно засветился? О, этот голос Виктора Петровича, такой же знакомый, родной, как первый приступ рвоты во втором часу ночи.

Костюма не было, а это, конечно, не замша и не твид — Алексей надел пиджак и светло-серые брюки. И без галстука, конечно — он этого не любил. Кроме того, галстук вообще сильно затянуть можно — если упереться коленом в грудь. Ну, это вряд ли — они же все с гуманитарным образованием. А вот зубы было бы жалко — он посмотрел в зеркало на свои ровные белые клавиши. Завтра могут и сыграть по ним, завтра он оденется так же, а сегодня пойдет с женой в гости. О работе хотят поговорить со мной? Сокурсник один сам пошел туда — тихим шагом, предложил тело, интеллект и душу за форму и плату в форме зарплаты. «К нам не приходят — мы сами приглашаем», — ответили ему. И не пригласили. А Стаца зовут. О внештатной работе поговорить хотят, видимо. В стукачи позвать, своим человеком сделать, советским.

Так вот, когда свободная рука охранницы потянулась к трубке черного телефона, висевшего на стене, Пшеничников тихо, но с нарочитой строгостью спросил:

— А почему вы меня пропустили?

— Почему?.. Да потому, что номера совпали, — остановилась женщина, медленно прозревая — до подозрения в глупости собственного ответа.

— Не поэтому! — сделал Игорь Николаевич жест — короткий настолько, чтобы не спровоцировать прицельную стрельбу. — А потому, что вы, не я, именно вы, допустили преступную халатность, когда не обратили внимание на то, в каком знаке стоит номер подразделения — в треугольнике, в отделовском знаке, а не в шестеренке — не в цеховом. Я ошибся — я ведь искал выход из корпуса, а вы меня пропустили в закрытый цех, потому что не стоите, а спите на боевом посту.

Охранница внимательно, как по инструкции, оглядела Пшеничникова: серый костюм и светло-серый галстук, голубая рубашка, русые волосы и золотая фикса… Приятный парень, но очень похож на шпиона. И она допустила второе нарушение — она отпустила того, кого заподозрила. Хотя, конечно, очень хотелось пристрелить.

Так он узнал военную тайну… А в столовой познал еще одну истину: большую часть бифштекса составляло вареное яйцо, которое он обнаружил в середине. И на обратном пути заглянул в меню у кассы: а бифштекс назывался «Сюрприз»! Вот она — загадочная русская душа, подумал матерый шпион, выбравший для нелегальной работы социологический метод включенного наблюдения.

Сегодня должно состояться собрание. Дело в том, что Игорь удлинил собственный отпуск на два дня. Да два-то дня — это много, хватило бы и меньше… Для 33-й статьи Трудового кодекса.