Илья Штемлер - Коммерсанты

Среди беспокойной клиентуры своего кооператива Балашов обратил внимание на Чингиза Джасоева. Тот не очень активничал в сделках, больше слушал, что-то подсчитывал на калькуляторе. Парень серьезный, не клюет на сомнительные предложения, себе на уме. Или очень обжегся на чем-нибудь.

Так и было. Вскоре после появления в конторе на проспекте Художников Чингиз клюнул на предложение «перекинуть» вагон глауберовой соли.

Солидный мужчина в тонированных очках, по имени Миша, оказался за одним с Чингизом столиком в кафе, где обычно обедали маклеры балашовского кооператива. Разговорились. Есть вагон глауберовой соли. За три процента Миша может уступить Чингизу этот вагон…

Два дня Чингиз мотался по стекольным заводам и химическим комбинатам. Никому соль была не нужна. Правда, к примеру, медицинский институт изъявил желание купить одну тонну, но потрошить вагон Миша не разрешал — или все брать, или ничего. Наконец Чингиз наткнулся на мыловаренный завод, где соль нужна была позарез. И именно сейчас. Чингиз позвонил Мише, тот оказался на даче. С трудом разыскав дачу, Чингиз прикатил туда, чтобы узнать… что вагон не с глауберовой солью, а с какими-то брикетами. И вообще уже продан. Миша извинялся, вздыхал, жаловался на первую жену, которая хочет оттяпать у него половину дачи, предлагал остаться пообедать. Чингиз еле сдерживал себя, чтобы не дать Мише по морде. Без тонированных очков, в мятых рейтузах Миша выглядел жалко.

— Зараза! — в сердцах проговорил Чингиз. — Я мотался по городу, морочил головы людям…

— То, что надо, Чингиз. — Миша пытался вскрыть ножом банку тушенки. — Наша работа — личные связи. У самых удачливых брокеров — прямое попадание одно из десяти, а то из двадцати. В основном мы гоняем воздух. Ну, дашь ты мне в ухо, а толку что? Зато, если повезет, сразу сорвешь приличный куш.

Впоследствии Чингиз узнал, что Миша сам провернул операцию с глауберовой солью на том мыловаренном заводе, что надыбал Чингиз. Чингиз не стал выяснять отношений, не стал оглашать поступок Миши в конторе, он принял это как важный урок. Придет его время. Он все это припомнит Мише, придет его время…

Чингиз завел тетрадь спроса и предложений. Стал собирать монеты для телефона-автомата, часами названивая на разные предприятия. Познакомился со многими начальниками — кому банку пива презентует, кому цветы, — время космических взяток не наступило, но уже стучалось в окно, Чингиз это чувствовал. Закон о кооперации, об учреждении обществ закрытого и открытого типа, мелких совместных предприятий пока недостаточно сориентировал чиновную братию. Словно они только вышли к берегу моря, не решив для себя — купаться сразу или подождать устойчивого солнышка. Наиболее нетерпеливые уже пробовали носком воду, приноравливались…

Но не только Чингиз оказался таким сноровистым. Случалось, что интересы сразу нескольких брокеров перекрещивались — тогда часы сжимались в минуты: кто кого перегонит, обойдет на вираже — подношения чиновникам становились весомей, отношения между самими брокерами круче — дело доходило до крупных скандалов, порой до мордобоя.

Тогда поднимался Балашов и закрывал контору на обед. Народ доругивался в сквере, вызывая возмущение старух, что прятали головы внуков в колени, дабы те не входили во все тонкости брокерских сделок. Чингиз, как правило, в этих сварах участия не принимал.

Обычно Балашов заказывал салат, борщ, котлеты без гарнира и кисель. Кассир, не спрашивая, пробивала ему этот набор, на два рубля сорок копеек.

Балашов садился у окна: он любил обедать один, и все это знали. Чингиз пронес свой поднос через зал и остановился у столика шефа.

— Нет других свободных мест? — буркнул Балашов.

— Есть, — ответил Чингиз. — Но я вас полюбил, Петр Игнатович. Видеть вас лишь два раза в неделю мне очень тяжело.

Балашов хмыкнул и неопределенно повел головой.

Чингиз сел, расставил тарелки и принялся протирать салфеткой ложку.

— Я вот что думаю, Петр Игнатович…

— Только не о делах, — оборвал Балашов. — Только не о делах.

— Именно за ленчем принято решать все деловые вопросы, — продолжал невозмутимо Чингиз. — Об этом написано во многих романах, могу вам дать почитать…

Толстые губы Балашова тронула улыбка, ему нравился этот парень, он выделялся в толпе горластых маклеров.

— За ленчем, говоришь?

— Именно, — верный студенческой привычке, Чингиз покрыл хлеб плотным слоем горчицы. — Был бы я хозяин, первым делом установил бы плату за вход в контору для не членов кооператива. Три рубля за один рабочий день.