Илья Штемлер - Коммерсанты

Ночь черной паклей обложила немытые стекла, отчего переплеты рамы окна светлели, казались тонкими, ненадежными.

Егор Краюхин провел пальцем по щербатому дереву. Краска стручками посыпалась на подоконник. Выдавить раму ничего не стоило…

Дурные мысли владели отставным сержантом милиции, особенно когда наступала ночь. Страх превратил его сердце в тряпку, сводил спазмами живот.

Началось с того, что соседка — старушенция Агафья Львовна — явилась домой и, не здороваясь с Краюхиным, прошла в свою комнатенку и затихла. Недоброе охватило Краюхина, такого век не бывало. Помыкавшись по квартире, Краюхин постучал бабке, спросил, не заболела ли, может, в аптеку сбегать? И тут случилось и вовсе невероятное — старушка прокричала, чтобы он, «фараон проклятый», убирался с ее глаз, что видеть она его не может, как земля еще держит таких негодяев! А назавтра, вернувшись домой, Краюхин увидел у порога своей комнаты трамвайную электропечь, ту самую, что он доставил ей в подарок кости греть зимой. И как старушенция выволокла эту бандуру, непонятно. Видно, особая ненависть придала ей силы. Краюхин поднял скандал. Соседка тут и раскололась. Она кричала, что Егор, сукин сын, подвел ее племянника под самоубийство, хорошо, врачи спасли парня. Что все вытрясли из него Егоровы дружки-приятели, что она бы заявила куда следует, да племянник наказал молчать. Но ничего, Бог все видит, Бог отомстит Егорке и его дружкам, «попомнишь, фараон». Так и сказала старая…

Словом, жил Егор Краюхин в своей квартире, как во вражьем стане. И все бы ничего, да вот две недели, как не звонил ему Халдей, Ангелов порученец. Никаких заданий не давал, не беспокоил. Егор как-то не выдержал, сам позвонил, справился о житье-бытье, Халдей что-то промямлил, скомкал разговор. Звонил Егор и Парамоше, старому своему дружку, бывшему проводнику, приятелю Вероники. Интересовался гонораром. Была договоренность, что Парамоша ему передаст деньги за услугу, за то, что указал чеченам место, где прятался от них Женька Нефедов. Но Парамоша шел на разговор неохотно, говорил, что, пока терпила сполна должок не уплатит чеченам, неясно, сколько Егору отвалится за наводку. Уже тогда недоброе предчувствие охватило Егора — где-то что-то сбоило…

Тоска скручивала Егора, предчувствие плохого. Он и к окну своему примеривался — если что, выбросится из окна, разнесет эти хилые оконные переплеты и бросится вниз. Хотя, честно говоря, никогда он на это не решится, а думал так, сам не зная почему, из какого-то окаянства и бравады. Теплилась в душе надежда, что все обойдется, что предчувствия его обманывают, и никто не придет к нему сводить счеты за поступок его алчный. Верно говорят, что жадность фраера сгубила…

Егор сел за стол, придвинул банку с тушенкой. Еще утром вскрыл банку, да так и оставил, весь день никакого аппетита. Тушенка отдавала запахом жестянки, надо было переложить в стеклянную посуду, да упустил как-то.

Царапая дно, ковырнул вилкой, поддел склизкое красноватое мясо, отломил горбушку и начал медленно жевать, роняя крошки в давно не стриженную бороду.

Приподнялся, включил телевизор и снова вернулся к столу. Показывали хронику минувших событий. Похороны трех парней, погибших в Москве во время путча.

Егор смотрел на безбрежное людское море и подумал: не поехать ли ему в Москву? Прямо сейчас. Взять деньги, слава Богу наработал, сесть в поезд и дунуть в Москву. Пожить там какое-то время, затеряться, успокоить нервы. Тем более и с Вероникой что-то в последние недели он стал часто ругаться, даже не знает, где она сейчас, его зазноба, — в городе или в поездке… Так думал Егор Краюхин, зная, что никуда он не поедет, будет сидеть дома и по-черному тосковать, мучаясь неизвестностью.

Егор выключил телевизор и отправился на кухню ставить чайник на плиту.

С тех пор как сложилась эта запутанная история, Егор с опасением проходил мимо телефона, ожидая от него неприятных вестей. Подумывал даже отключить на время телефон. Сдерживало то, что Агафья Львовна поднимет тревогу, вызовет монтеров. С другой стороны, наоборот, Егор ждал телефонного звонка, чтобы избавиться от неизвестности.

Вот и сейчас ему казалось, что телефонный аппарат присел на полке, точно жаба, и следит за ним всеми своими десятью дырочками-глазами. Егор даже отвернулся, чтобы не встретиться с ним взглядом, и старался прошмыгнуть мимо побыстрее.

Но телефон его окликнул. Зло, тревожно, гораздо резче и звонче обычного.