Подле банки, полной двухкопеечных монет, лежала зачетная книжка в целлофановом пакете. Рафинад раскрыл зачетку студента третьего курса вечернего отделения факультета «Финансы и кредит» по специальности денежного обращения — Джасоева Чингиза Григорьевича… С фотографии смотрела мальчишеская физиономия на вытянутой тонкой шее, стиснутой светлым галстуком. Последний экзамен по статистике — пятерка, банковский учет — зачет… Нестыдная зачетка, вполне хороший студент.
«Ай да Чингиз-хан, — уважительно подумал Рафинад, — интересно, сколько ему стоили эти пятерки и четверки в денежном исчислении? Или коньяком и вином отмазывался?» Рафинад заранее порадовался шутке, с которой он встретит сейчас хозяина комнаты…
Пыльное стекло окна вбирало край Казанского собора и дома по ту сторону от канала, а внизу виднелась набережная<���и часть Банковского мостика с двумя грифонами. Жаль, нельзя увидеть вторую сторону мостика, у которого Рафинад оставил Ингу. Интересно, она еще там или ушла?
Сдвинув в сторону банку с двушками, Рафинад влез на подоконник и сунул голову в форточку. Распластанный внизу автомобиль и впрямь смахивал на корыто. Рафинад увидел и красную куртку. Им овладела дурная мысль выкрикнуть что-нибудь, обратить на себя внимание. Но сдержался — он увидел, как мостовую пересекает Сулейман в своем клетчатом пиджаке.
Сулейман остановился и, судя по всему, о чем-то спросил Ингу. О чем именно, Рафинад не слышал, слишком было высоко. Сулейман достал из кармана пиджака какую-то бумажку, посмотрел, открыл дверцу автомобиля, проворно нырнул в его чрево, показывая улице тугой, какой-то немужской свой зад, открыл изнутри вторую дверцу. Инга потянула ее на себя, уселась в машину. Обе дверцы захлопнулись. Вскоре машина взревела так, словно у нее отвалился глушитель, может, так оно и было.
Только сейчас Рафинад почувствовал боль в пальцах, которыми он вцепился в дерево оконной рамы. Рафинад следил за машиной, пока не уперся щекой в ребро форточки. Машина скрылась из виду…
Жизнь преподала свой суровый урок, подумал Рафинад, пытаясь вызволить голову из форточки. Сделать это было не просто, даже непонятно, как он умудрился так глубоко засадить свою башку…
За спиной раздался удивленный голос Чингиза.
Рафинад поводил головой, прилаживаясь половчее справиться со своим капканом. Наконец он спрыгнул с подоконника и промямлил что-то в свое оправдание.
— Рафик, давай выпьем. — Чингиз избегал называть Рафинада его прозвищем, хоть и не раз общался с приятелями Дормана, а с Феликсом Черновым вообще подружился…
— Кстати, как дела у Феликса? — Чингиз взял бутылку пепси-колы. — У меня есть предложение вам, тебе и Феликсу. Но вначале я хочу посоветоваться с тобой.
Рафинад слушал вполуха. Он еще видел распластанную на асфальте набережной иномарку, слышал фирменный хлопок массивной автомобильной дверцы…
— Феликс? — проговорил он вяло. — У него полоса неприятностей. Кто-то его ловко подставляет.
— Не понял. — Чингиз смотрел, как стакан наполняет коричневая пенистая жидкость.
— Ты ведь знаешь… Он руководит Научно-техническим центром молодежи. Выполнял работу по договорам с различными учреждениями. Уводил заказы из-под носа своего института.
— Он, кажется, работал в НИИ «Теплоконструкция»? — вставил Чингиз. — Мне довелось там быть недавно, вспомнил. Пытался им продать партию алюминия, — и, заметив удивленный взгляд Рафинада, добавил: — Но об этом потом… Интересно, интересно. У них директор, по-моему, полный мудак…
— Членкор, лауреат всех премий. За космические работы две «Гертруды» на пиджак подвесил…
— Видел я его, — проговорил Чингиз. — Куницын. Или Крупицын, не помню… Я ему говорю: есть алюминий. Он смотрит на меня и говорит: а выпить нету? Я отвечаю: есть. Вагон венгерского вина. Говорит: мне вагон не нужен, мне бы бутылочку. Я почему-то решил — взятку просит за алюминий. Говорю: будет и вино, и коньяк, и балычок. Только купите алюминий. В листах. Пятнадцать миллиметров толщины. Марка — АМГ-6. Недорого, четыреста рублей тонна… Он встал из-за стола и орет: «Вон из кабинета! Сукин сын! Спекулянты сопливые, Россию продали… Я в твои годы Днепрогэс строил. А такие, как ты…» Я выскочил из кабинета. Полный идиот этот лауреат всех премий. Значит, он директор института, где стал возникать Феликс?
— В том-то и дело… Кстати, как ты к нему попал, к этому Крупицыну? Такой кордон.
— Полный бардак. Секретарша сидит, морду мажет, в зеркало смотрит. Я ей коробку конфет подвинул: «Идите, — говорит, — он один, скучает. Никто к нему не ходит. Даже обрадуется». Я и пошел.
Читать дальше