Илья Штемлер - Коммерсанты

— Нашел, да, — нехотя отозвался Сулейман, наливая в стакан рубиновое вино. — Агентура работает. Ты ведь сейчас не последний человек в этом городе. — Сулейман придвинул стакан и для Рафинада. Наполняясь вином, стакан выводил тонкую, нежную мелодию.

— Не люблю, когда меня рано будят, — буркнул Чингиз.

— Э-э-э… — Сулейман повел ладонью. — Такими словами не встречают гостей у нас. Ты стал совсем русским человеком. Кажется, я ненамного опередил твоего гостя. — Сулейман кивнул на Рафинада и поднял стакан. — Ладно, выпьем. За знакомство. Друзья моего друга — мои друзья.

Рафинад сделал несколько глотков. Вино, сладковатое и густое, отдавало в нёбо терпким, ни с чем не сравнимым духом винограда «изабелла». А на столе, среди бутылок пепси-колы, белел сыр, куски осетрины, плоские лепешки, чурчхела, в раздутых суставах которой янтарно светились орешки, другая кавказская снедь вперемешку с зеленью. Кое-что из еды лежало на кусках газеты, по-походному…

— Хорошо сидим, — подбодрил себя Рафинад. — Вкусно едим.

— По средствам, дорогой, — Сулейман полоснул взглядом черных глаз хозяина комнаты, взглядом нетерпеливым и злым. — Хорошо работаем, хорошо кушаем.

Чингиз листал какие-то бумаги, что грудой лежали на подоконнике. Спина его выражала раздражение и досаду. Рафинад давно приметил, что спина бывает не менее выразительна, чем глаза.

— Почему не сидишь с нами, не пьешь, не ешь? — проговорил Сулейман.

— Некогда мне, работать надо. — Чингиз не обернулся.

— Не нравишься ты мне, дорогой, — и Сулейман что-то добавил на непонятном языке, звучание которого напомнило Рафинаду о камнепаде в горах, свидетелем которого он был много лет назад в Бадахшане, где Рафинад, еще студентом, строил кошары. Хорошее было время, веселое и денежное.

— Говори по-русски, — прервал Чингиз своего приятеля. — От Рафика у меня тайн нет.

Сулейман продолжал говорить на своем языке, не меняя тон. Вытянул ногу, извлекая из светлых брюк кошелек. Нога оказалась короткой, видно, он только за столом представлялся высоким. В проеме бумажника проглядывала плотная пачка валюты. Сулейман отделил двадцать долларов и положил на стол. Это почему-то вывело Чингиза из равновесия. Он шагнул к столу, подобрал купюру и вернул в оттопыренный карман пятнистого пиджака Сулеймана.

— Смотри, он мне залог оставляет! — выкрикнул Чингиз. — Ты мне тоже не нравишься, Сулейман, дорогой. — Чингиз достал деньги из ящика стола. — Вот тебе пятьсот рублей. Больше у меня нет.

Сулейман пожал плечами и подобрал деньги.

— Вот жизнь пошла, — усмехнулся он толстыми, чуть навыворот губами. — Валюта есть, а денег нет. Даже бензин купить не на что. Она, собака, жрет почти двадцать литров на сто километров. Восемь цилиндров, трактор, а не машина.

— Зачем купил такую машину? — равнодушно произнес Чингиз. — Взял бы «жигули», как я.

— Сравнил! — хохотнул Сулейман. — Я в свой автобус могу целый гарем усадить. Все равно что номер в гостинице. Очень удобно где-нибудь за городом. — Сулейман показывал крепкие ослиные зубы. — Брошу дело — продам… Спасибо за деньги, выручил. Верну с двойным прицепом. Говорят, скоро разрешат свободную торговлю валютой, даже не верится…

Сулейман, не вставая, стянул со спинки стула свой пиджак.

— Пора идти. Девочка уже полчаса ждет, совесть надо иметь.

— Ушла, наверное, — обронил Чингиз. — Торопись.

— От меня не уходят. К тому же у меня сейчас свидание деловое. Не только у тебя дела. — Сулейман что-то добавил на своем языке.

— Ладно. Я подумаю, — ответил Чингиз.

Сулейман и впрямь оказался невысокого роста. А при крепком торсе и широких плечах выглядел даже уродливо.

— Ты посиди тут, я провожу, — обратился Чингиз к Рафинаду.

— Сам найду дорогу. — Сулейман протянул Рафинаду руку. Перстень больно прижал ладонь Рафинада. — Не надо провожать, сам нашел, сам и уйду.

— Потом скажешь всем, что я забыл закон, даже не проводил земляка, — усмехнулся Чингиз и вышел следом за своим гостем.

Рафинад остался один. Налил еще четверть стакана вина. Настоящая «Изабелла», такой вкус не забывается. И все со времен студенческих стройотрядовских дней. Чего только они не строили лётом. И в Горном Алтае, и в Крыму…

Рафинад сделал несколько шагов по комнате, что-то тут изменилось после его последнего визита. Из полупритона, с бутылками, распиханными всюду, комната превратилась в суховатый канцелярский кабинет. На стене — график с названиями каких-то предприятий, телефонами, фамилиями и должностями. На подоконнике — груда записных книжек, учебники, тетради… Пропал налет той фарцовой роскоши, что отличал когда-то «изолятор». Куда-то подевались свертки, коробки, пакеты с импортными наклейками, особым духом птичьей жизни…