Барбара О'Нил - Когда мы верили в русалок [litres]

– Извини , – произносит он одними губами и поднимает палец: минутку.

По телефону Хавьер говорит по-испански. Я впервые слышу его испанскую речь, и это напоминает мне, что мы с ним знакомы всего пару дней. Судя по тону, он разруливает какую-то проблему: быстро обменивается репликами со своим собеседником, задает вопросы и затем властно отвечает:

– Si, si . – Качает головой, поглядывая на меня, жестикулирует. Снова говорит по-испански: – Gracias, adios . – Кладет трубку и, раскрыв объятия, идет ко мне: – Прости, ради бога. Это мой импресарио. Ты выглядишь прекрасно.

– Спасибо. Это платье такое.

Широко улыбаясь, он расправляет рукава и застегивает манжеты.

– Отныне, видя тебя в нем, всегда буду представлять, как ты разделась, швырнула его мне, а сама – в воду. – Свои слова он сопровождает жестами, в конце присвистывает, руками показывая, как я ныряю в воображаемый залив. Волосы у него взлохмачены, и я, не раздумывая, убираю их с его лба и приглаживаю назад. Пальцы ощущают жар его тела. Убирая от него руку, я задеваю краешек его уха.

– Как дела? – спрашивает Хавьер.

– Нормально, – не сразу отвечаю я.

– Поговорила с сестрой?

Я разглаживаю перед его рубашки, приминаю хрустящий карман.

– Да.

– Больше не злишься? – спрашивает он, наклоняя голову.

– Да нет, злюсь. – Я делаю глубокий вдох. – Только… какой смысл? Дела давно минувших дней.

– М-м.

– Что? Не веришь?

Его руки падают мне на плечи.

– Понять, простить… на это нужно время.

Я показываю за спину, в сторону парка.

– Мне удалось немного поспать в объятиях колдовского дерева. Наверно, оно погасило мой гнев.

Хавьер улыбается и целует меня в нос.

– Возможно. Что ж, идем в гости к твоей воскресшей сестре. – Он берет меня за руку.

Хавьер не выпускает моей руки и на набережной Девонпорта, пока мы идем к ее дому. Вечер чудесный.

– Маме позвонила?

– Нет еще. Она, скорей всего, на работе.

– Наверно, никак не сообразишь, что сказать.

– Может быть. – Я бросаю на него взгляд и останавливаюсь. – Пришли.

Дом со светящимися окнами похож на украшенный глазурью торт. У меня голова идет кругом при мысли о том, какой огромный путь проделала моя сестра, чтобы наконец обрести новую жизнь здесь, в этом милом местечке, родить и растить детей. Перед глазами мелькают десятки разных образов Джози: малышка в русалочьих украшениях; десятилетняя девочка, заботящаяся обо мне и о себе, пока родители выясняют между собой отношения; распущенный подросток; серферша-наркоманка.

Кит, как ты не понимаешь?! Я должна была ее убить , сказала она.

Может, и правда у нее не было другого выхода. Но прямо сейчас, истощенная эмоционально, я не могу об этом думать.

В окне возникает собачья морда, слышится предупредительный лай. За стеклом внешней входной двери появляется девочка. Сара.

– Моя племянница, – дергаю я за руку Хавьера. Меня охватывает радостное волнение. Машу ей рукой. Мы поднимаемся на крыльцо. Она распахивает дверь. Вместе с Сарой нас встречает золотистый ретривер, он неистово виляет хвостом, а заодно и всей задней частью туловища. За ним чуть поодаль останавливается серьезная овчарка.

– Привет, Сара. Помнишь меня? Я – Кит.

– Я не должна звать вас просто по имени. Правильно, мисс Кит, да?

– Все верно. Извини. Я – доктор Бьянки.

– Доктор Бьянки? – с сияющими глазами повторяет Сара, пожимая мне руку. Для семилетней девочки рука у нее очень даже крепкая. – А вы мистер Бьянки?

– Сеньор Велес к вашим услугам, – со всей церемонностью представляется Хавьер, выступая вперед.

– Входите, – смеется Сара.

Следом за ней мы заходим в комнату с окнами по двум сторонам. С внутренней стороны на них ставни, вероятно, дополнительная защита при ураганах. Стены обиты солнечно-желтой тканью с замысловатым узором в оттенках основного цвета. Все помещение светлое, гостеприимное, радужное, прямо как Джози в детстве, – на меня это производит ошеломляющее впечатление.

Сара представляет собак: золотистый ретривер – это Тай, пушистый песик – Тоби, степенная черная овчарка – Пэрис. Только она заканчивает знакомить нас с домашними питомцами, в комнату влетает Саймон, на ходу вытирая руки.

– Жутко извиняюсь. И снова здравствуйте! – Он пожимает мне руку и чмокает меня в щеку. – Вы для всех Кит, или к вам нужно обращаться как-то иначе?

– Папа, она – доктор. Зови ее доктор Бьянки.

Мы встречаемся взглядами, и мне очень нравятся озорные искорки в его глазах.