Барбара О'Нил - Когда мы верили в русалок

«Эмоциональная, трагичная и бесконечно личная история взросления, падения и исправления ошибок двух сестер. Ведь все мы заслуживаем второй шанс. Шанс на прощение. Шанс на счастье и возможность начать все заново. С чистого листа».

«История, которую сестры собирают по кусочкам, чтобы наконец начать жить и любить. Книга наполнена шумом океана и слезами боли, жарким солнцем и темными тайнами, красивыми видами и обретением себя».

«Маленький роман с большой географией, где герои обретают себя и друг друга. Начинаешь читать и испытываешь волнение за судьбы двух сестер как в их настоящем, так и в прошлом … И все равно надеешься на хорошее. И оно наступит, должно наступить! Обязательно к прочтению!».

«Эта история о прощении, о возможности обрести семью и исправить ошибки прошлого, даже когда кажется, что уже поздно».

Моя сестра почти пятнадцать лет считалась умершей, и вдруг я увидела ее в теленовостях.

В тот день я шесть часов кряду работала в отделении неотложной помощи, сортируя раненую молодежь, что пострадала в драке на пляжной вечеринке. Два огнестрельных ранения, в одном случае пуля задела почку; сломанная скула, перелом запястья; множественные лицевые травмы разной степени тяжести.

И это только у девушек.

К тому времени, когда мы со всеми разобрались, я «заштопала» и утешила тех, кому более или менее повезло; неудачливых бедолаг отправили на операционные столы или поместили в палаты. После я удалилась в комнату отдыха, где достала из холодильника напиток «Маунтин дью» – мой любимый источник сахара и кофеина.

По телевизору, что висел на стене, передавали репортаж о каком-то трагическом происшествии. Я с жадностью пила приторную газировку, рассеянно глядя на экран. Ночь. На заднем плане бушует огонь. Бегут, кричат люди. Взлохмаченный телерепортер в старомодной кожаной куртке что-то вещает надлежаще серьезным тоном.

И слева у него за спиной стоит моя сестра.

Джози.

Долгое мгновение она смотрит в камеру. За эту продолжительную секунду я успеваю понять, что зрение меня не обманывает. Те же прямые светлые волосы, только теперь подстриженные до плеч – в стиле «гладкий боб». Те же раскосые темные глаза и резко очерченные скулы. Те же полные губы, как у Анджелины Джоли. Ее красота – сочетание контрастов: темного и светлого, резких и плавных линий – всегда вызывала всеобщий восторг. В ней соединились в строгой пропорции черты наших родителей.

Джози.

Мне кажется, она глядит с экрана прямо на меня.

В следующую секунду она исчезает, а бедствие продолжается. Раскрыв рот, я таращусь на пустое место, где она только что была. Держу перед собой на вытянутой руке «Маунтин дью», словно предлагаю тост.

За тебя, Джози, моя любимая сестренка .

Потом встряхиваюсь. Типичный случай. Такое бывает со всеми, кто потерял близких. Лицо в толпе на оживленной улице; девушка с походкой, как у нее. Обрадовавшись, что она все-таки жива, кидаешься за ней вдогонку…

Девушка оборачивается, и ты раздавлена. Не то лицо. Не те глаза. Не те губы.

Не Джози.

В тот первый год после ее смерти со мной это происходило сотни раз, наверно, еще и потому, что тело так не нашли. Это было невозможно, принимая во внимание обстоятельства ее гибели. Но и выжить она тоже никак бы не могла. Ее постигла не обычная смерть: она не погибла в огне во время автомобильной аварии, не спрыгнула с моста, хотя довольно часто грозилась покончить с собой.

Нет, Джози испарилась в поезде где-то в Европе, который взорвали террористы. Растворилась, исчезла, сгинула.

Для этого и устраивают похороны. Нам отчаянно нужно знать правду. Мы должны собственными глазами увидеть лица тех, кого мы любили, даже если они обезображены. Иначе в их смерть слишком трудно поверить.

Я подношу к губам «Маунтин дью» и отпиваю большой глоток. Мы обе любили эту газировку, и она напоминает мне о том, что мы значили друг для друга. Я пью, убеждая себя, что принимаю желаемое за действительное.

В предрассветной тишине покидаю больницу. Состояние у меня нервозное: я одновременно изнурена и взвинчена. Если хочу немного поспать перед следующей сменой, нужно выветрить из головы эту тяжелую ночь.

Живу я в маленьком коттедже на окраине не самого благополучного района Санта-Круза. Ненадолго заезжаю домой, где переодеваюсь в гидрокостюм и кормлю кота – худшего кота на свете. Вываливаю ему в миску полбанки влажного корма, пальцами разминаю крупные кусочки. Он мурлыканьем выражает благодарность, и я осторожно тяну его за хвост.