Барбара О'Нил - Когда мы верили в русалок

За год не дававшая мне покоя потребность отыскать сестру постепенно ослабла, но у меня перехватывало в горле каждый раз, когда мне чудилось, что я увидела ее в толпе. Спустя два года я окончила ординатуру в городской больнице Сан-Франциско и вернулась в родной Санта-Круз. Устроилась на работу в отделение неотложной помощи и купила себе этот дом неподалеку от пляжа, что давало мне возможность присматривать за мамой и вести обыденное скромное существование. Мне всегда хотелось одного – мира, покоя, предсказуемости. Драмы в детстве мне хватило на всю жизнь.

У меня заурчало в животе.

– Пойдем, малыш, – говорю я Бродяге, – приготовим что-нибудь на завтрак.

Дом у меня маленький, в испанском стиле, в нем всего две комнаты. Стоит в местечке на окраине района, в который по ночам лучше не соваться. Но он мой, и до пляжа от него семь минут ходу. При заселении я заменила старые шкафы и бытовую технику, отремонтировала изумительное плиточное покрытие.

Я подумываю о том, чтобы напечь на завтрак блинов, и вдруг на рабочем столе звонит мой телефон.

– Привет, мама. – Я открываю холодильник. Хмм. Яиц нет. – Что стряслось?

– Кит, – произносит она и на секунду умолкает. Я тут же настораживаюсь. – Ты случайно не видела репортаж о пожаре в ночном клубе в Новой Зеландии?

У меня екает в животе, что-то ухает, опускается до самой земли.

– А что?

– Понимаю, это глупо, но, клянусь, там промелькнула твоя сестра.

Прижимая телефон к уху, я смотрю в окно кухни на колышущиеся кроны эвкалиптов, на цветы, что я старательно высадила вдоль забора. Мой оазис.

Если б это была не мама, а кто-то другой, я не стала бы заморачиваться. Просто сбежала бы, отказываясь открывать эту особую дверь. Но ведь она так старалась. Шаг за шагом снова и снова проходила все ступени реабилитационной программы в группе анонимных алкоголиков. Она здесь, рядом – настоящая и печальная. Ради нее я делаю вдох и говорю:

– Я тоже видела.

– Неужели она жива?

– Мама, скорее всего, это была не она. Давай не будем терять головы, не будем обольщаться, хорошо? – В животе снова урчит. – У тебя есть что-нибудь перекусить? Я до четырех была в больнице, и дома у меня шаром покати.

– Еще бы, – со свойственной ей насмешливостью в голосе отзывается она.

– Ха-ха. Если готова поджарить мне яичницу, я приду и обсужу это с тобой лично.

– В два мне нужно быть на работе, так что поторопись.

– Еще нет одиннадцати.

– Мм-хмм.

– Я без макияжа, – предупреждаю я. Мама всегда обращает на это внимание. Даже теперь.

– Да ради бога, – отвечает она, но я знаю, что ей не все равно.

До мамы от моего дома вполне можно дойти пешком. Собственно, потому я и приобрела для нее жилье в своем районе, но, чтобы она не волновалась, я еду к ней на машине. Квартиру маме я купила пару лет назад. Она немного обшарпанная, комнаты маленькие, но из окон гостиной открывается широкий обзор на Тихий океан. Шум водной стихии маму успокаивает. Мы с ней обе любим океан всей душой. Эта страсть глубоко укоренилась в нас. Голод, который ничем иным не утолить.

Взбираясь по наружной лестнице к ее квартире на втором этаже, я машинально бросаю взгляд на водную ширь, проверяю, есть ли волны. Сейчас океан спокоен. Серферов не видно, зато берег у кромки едва заметно колышущейся воды усеян ребятишками и их родителями.

Мама, углядев мой автомобиль, выходит встречать меня на террасу, украшенную горшечными растениями. На ней свежие хлопчатобумажные желтые капри и белый топ в полоску такого же солнечного цвета. Волосы – по-прежнему густые и здоровые, белокурые с проседью, как будто мелированные – собраны на голове в высокий пучок, как у молодой мамочки. Эта прическа ей идет, хотя на лице лежит печать жизненных невзгод и поклонения солнцу. Это неважно. Она стройна, длиннонога, с пышной грудью, а поразительные глаза не утратили лучистого блеска. Ей шестьдесят три, но в рассеянном свете своей простенькой террасы на верхнем этаже она выглядит не старше сорока.

– Вид у тебя усталый, – отмечает она, взмахом руки предлагая мне войти.

Всюду в комнатах уверенно цветут и зеленеют разнообразные домашние растения. Мамин конек – орхидеи. Из всех, кого я знаю, только у нее они цветут снова и снова. Дайте ей полсекунды, и она с ходу перечислит множество видов этого семейства, употребляя их латинские названия: Cattleya ; ее любимый Phalaenopsis ; нежная изящная Laelia .

– Ночь выдалась долгой. – Только я переступаю порог, в нос мне бьет аромат кофе, и я прямой наводкой иду к кофейнику. Наливаю кофе в кружку, что уже стоит под носиком, в ту самую, что мама приберегает для меня, – тяжелую зеленую кружку, с видом Гавайских островов. На столе уже лежат наготове яйца и измельченный перец.