Эбби Гривз - Игра в молчанку [litres]

Потом мимо нас, совсем близко, пробежали двое близнецов чуть постарше Элинор, и мы обе поморщились, но они, даже не посмотрев в нашу сторону, полезли вверх по ядовито-желтому желобу пластмассовой горки.

– Извините нас, пожалуйста… – какая-то женщина, очевидно мать близнецов подошла к нам сзади и присела на корточки. – Можно?.. – она кивком показала на мяч. В зале было еще несколько мамаш, которые, собравшись у дальней стены вокруг чего-то отдаленно похожего на столик для пикника, пили кофе из полистироловых стаканчиков. Вид у них был такой, что присоединиться к ним я не решалась.

– Конечно, – в знак согласия я катнула мяч к ней.

– Не хочешь поиграть с другими детишками?

Элинор проигнорировала адресованный ей вопрос и придвинулась поближе ко мне. Над нашими головами свешивались с сетки двое совершенно одинаковых близнецов, оравших одинаковыми голосами.

– Она у вас стеснительная? – на этот раз вопрос был обращен ко мне. – Что ж, быть может, это и неплохо.

До этого момента мне и в голову не приходило, что Элинор может быть стеснительной, но сейчас слова незнакомой мамаши меня потрясли. В одно мгновение мне открылась та сторона характера дочери, о существовании которой мы не подозревали. Стеснительная… До́ма Элинор была подвижной, уверенной в себе и счастливой, а здесь…

В зале мы оставались недолго. Попрощавшись с матерью близнецов, я поскорее увела Элинор домой. Там мы и отпраздновали ее день рождения.

Я до сих пор думаю, может, мы слишком ее баловали? Слишком оберегали от всего, что, как нам казалось, могло причинить ей вред? Тогда мы так не считали. Во всяком случае – я не считала. Нет, мы не собирались держать ее под стеклянным колпаком подальше от окружающего мира, обучать ее дома и так далее. Но… покажите мне родителей, которые не хотели бы как можно лучше защитить своего ребенка в столь нежном возрасте? Да и в любом другом возрасте тоже, если на то пошло.

Кроме того, когда мы собирались все втроем, – а так бывало по вечерам, в выходные или по праздникам, – Элинор представала перед нами во всей красе как настоящая звезда самого настоящего шоу. И ту фотографию, где мы снялись втроем в Иффли, я поставила на камин именно потому, что на ней Элинор выглядела именно так, как я только что говорила. Просто удивительно, насколько удачной и счастливой была эта поездка – особенно если учесть, что от нас только что уехала моя мать. Она провела у нас пять дней, и казалось, что конца этому не будет. Уж у нее нашлось бы, что сказать по поводу того, какие мы родители, причем ни одно из ее суждений не было сколько-нибудь лестным. Мы «потворствовали», «баловали», «портили» нашего ребенка. Слово «гиперопека» не сходило с ее уст – я сама слышала его раз двадцать. Можно было подумать, мама считает, будто нет преступления страшнее, чем наши старания оградить нашу четырехлетнюю дочь от чересчур сильных потрясений. Единственное положительное, что я видела в этом визите, это то, что Элинор (единственная из нас троих), нашла ее забавной, что я приписываю, главным образом, маминому мелкобуржуазному презрению к необходимости вовремя ложиться спать, принимать ванну по часам и есть на ужин исключительно овощные блюда.

Как только скрылось за углом такси, увозившее ее в аэропорт, я велела вам собраться и повела вас в ближайший паб. Бог свидетель, мне было просто необходимо выпить! Солнце заливало улицу своим ярким светом, и даже сейчас, стоит мне закрыть глаза, я снова, точно наяву, чувствую, как я буквально тону в изумительно-безоблачном васильковом небе. Было очень жарко, но Элинор все равно настояла, что пойдет с нами в костюме динозавра, который ты подарил ей на день рождения несколько дней назад – в зелено-желтом комбинезоне из синтетики с шипастым капюшоном и хвостом, который волочился за ней по земле. Перед тем, как выйти за порог, Элинор вытянула вперед свои пухлые ручонки и вручила нам карнавальные маски: мне лошадиную, тебе – обезьянью, которая, кстати, тебе очень шла.

– Вперед, мушкетеры! – завопил ты, как только я заперла входную дверь.

Я шла вместе с вами, и чувствовала, как горит мое лицо. Не от смущения, нет. Я была бесконечно горда тем, чего мы смогли добиться и какой у нас умный, чувствительный и обаятельный ребенок. Я смотрела на тебя, превосходного отца, каким, как я знала с самого начала, ты непременно станешь, и чувствовала, что снова в тебя влюбляюсь. От счастья у меня кружилась голова и подгибались ноги. Я чувствовала себя любимой, обожаемой, и мне хотелось, чтобы этот бесконечно счастливый день длился и длился.