Когда Элинор впервые спросила, почему у нее нет ни братьев, ни сестер, вопрос застал меня врасплох, хотя мысленно я не раз обдумывала различные варианты ответов. Ей тогда было семь, и мы возвращались домой от Кэти, где она была в гостях. У Кэти всегда было шумно и весело: в семье было четверо детей младше десяти, и всех их друзей и приятелей там тоже встречали с распростертыми объятьями. Впрочем, мальчишки, разойдясь, нередко поднимали такой гвалт, что девочки, заткнув уши, удалялись наверх, в комнату Кэти.
Мы только что миновали светофор в начале Вудсток-роуд и были минутах в десяти от дома, когда Элли вдруг сказала:
– Почему у меня нет брата или сестры, мама?
Чтобы выиграть время, я потянулась к регулятору громкости автомобильного радио, лихорадочно пытаясь подобрать самый лучший ответ. Но, как всегда в таких случаях, в голову лезла всякая ерунда.
– А… а почему ты спросила? – пробормотала я наконец.
– Потому что у Кэти трое братьев.
– Видишь ли, Элли, не все семьи одинаковы. Не всем хочется иметь больше одного ребенка.
– А вам с папой хотелось?
Эти слова окончательно загнали меня в тупик.
– Для нас это было не так важно, потому что у нас появилась ты, и мы были очень, очень этому рады, – пробормотала я после довольно продолжительной паузы.
Улица впереди оказалась заблокирована припаркованными в два ряда автомобилями, и я свернула к тротуару, предоставив искать проход в этом хаосе другим водителям. Было уже достаточно темно, и мне пришлось включить лампочку над зеркалом заднего вида, чтобы видеть лицо Элинор. Она пристально смотрела на меня снизу вверх. Личико ее выглядело озадаченным, а на лбу появилась легкая морщинка, которая вернула меня к тому счастливому и страшному моменту, когда я в первый раз держала ее на руках. Что ж, Фрэнк, я сказала ей чистую правду, но Элинор молчала, а мне… Ты можешь подумать, что я излишне драматизирую ситуацию, но мне хотелось услышать от нее хоть какое-то подтверждение: «Я знаю» или «Я тоже очень вас люблю». Даже «Спасибо, мама» было бы достаточно, но она молчала, Фрэнк!.. Молчала!!
А потом, прежде чем я успела копнуть глубже и, быть может, выяснить причины ее молчания, какой-то грузовичок позади нас мигнул дальним светом, давая мне знак ехать дальше, и момент был упущен. Ох как я злилась на себя всю оставшуюся дорогу и, заодно, весь ужин. Мне так и не удалось произнести перед Элинор мою заготовленную заранее речь: «Нам хватает тебя, Элли, других детей нам не нужно, у нас и так превосходная семья, и мы очень любим тебя и друг друга». Эти слова так и вертелись у меня на языке, но по какой-то причине я не могла заставить себя снова заговорить с ней на эту тему. Вероятно, я просто боялась слишком заострять внимание Элинор на том, что она – наш единственный ребенок.
Впоследствии она еще несколько раз вспоминала об этом, но никогда в виде вопроса. Она просто констатировала факт, вот и все. Быть может, Фрэнк, ты тоже обратил внимание, с какой интонацией она произносит «У меня нет братьев и сестер», делая ударение на «У меня», словно каким-то непостижимым образом отделяя себя от своих школьных товарищей и даже от нас! Мне, впрочем, казалось, что щекотливая проблема разрешилась сама собой, и при этом – наилучшим образом. У Элинор, по-видимому, не осталось никаких сомнений, что ее положению владычицы наших сердец и сосредоточия наших помыслов ничто не угрожает. А что может обрадовать родителей больше, чем сознание того, что ребенок полностью уверен в их любви?
Нет, мы конечно не принимали эту любовь как должное. Даже в те времена я совершила немало промахов и ошибок, но этой мне удалось избежать. Каждый день мы с тобой неустанно трудились, укрепляя нашу связь с ней. Каждый наш совместный ужин превращался в срежиссированное и поставленное специально для Элинор шоу вроде «Покажи и расскажи» [26] «Покажи и расскажи» – упражнение для развития речевых навыков у младших школьников.
: ты, старательно подражая телеведущим, задавал вопросы, а она, оказавшись в положении интервьюируемого, подробно рассказывала восхищенной публике, состоявшей из тебя и из меня, о том, как прошел ее день.
Что нам это давало? Ну хотя бы то, что мы узнали о ее школьной жизни достаточно много. К тому времени, когда Элинор исполнилось восемь, мы могли назвать по имени и дать точный психологический потрет каждого из ее одноклассников. Мы знали, что Джош всегда старается первым поднять руку, когда учитель задает вопрос, и что Анна может писать только японской ручкой со специальной резиновой накладкой. К тому времени, когда Элинор исполнилось девять, мы прошли династию Тюдоров, древних египтян и древних греков и могли с завязанными глазами написать контрольную по любой из этих тем. В десять лет мы во всех подробностях знали, о чем в течение всего учебного года спорили на игровой площадке Хейди и Джесс, самые популярные девочки в классе. Ты сам видишь, Фрэнк: мы жили нашей Элинор, дышали ею и делали все, что было в наших силах, чтобы она чувствовала за собой надежный домашний тыл.
Читать дальше