Странно, как изменились вдруг комнаты, стали какими-то огромными; Мерле прошла в кухню, вокруг стояла гулкая тишина. На улице горели фонари, их голубоватый отсвет падал в темную кухню — Мерле не знала, почему не зажгла лампу, стояла у окна и смотрела вниз. Они жили на верхнем этаже большого дома, остальные дома были намного меньше. За освещенными окнами сидели, стояли, ходили люди. Она подумала, что, вероятно, отец все же звонил, когда они были в кино, просто ему очень, очень надо было уехать. Может быть, он поехал к маме — конечно же он решил, что девочки настолько большие, что сами справятся.
Мерле вспомнилось, как однажды весной отец имел с ней долгую беседу. Мама ушла на день рождения, а отец сидел у себя в кабинете за пишущей машинкой, и на столе у него стояла бутылка водки. Мерле вошла к нему, хотела о чем-то спросить, заметила бутылку и подумала, что все ссоры каким-то образом связаны с водкой, ей стало очень грустно, но затем, увидев, что и отец грустный, она спросила, почему люди пьют, если из-за этой водки одни неприятности. Отец долго смотрел на нее, затем сказал: «Послушай, ты уже большая девочка, с тобой можно обо всем говорить». Мерле уже не помнила, о чем шел разговор, вернее, она многого и не поняла, помнила лишь, что всей душой сочувствовала отцу и хотела помочь ему, в конце концов расплакалась, и тогда уже не она, а отец стал утешать ее.
Отец сказал, что она уже большая девочка, и Мерле подумала, что они могут отлично обходиться сами; решила, что пойдет спать, и легла, но сон никак не шел. В деревне прямо под окном росла ель, и сквозь ветки в комнату светила луна, а из их окна ничего не было видно. Внезапно ей вспомнилось, как однажды утром перед магазином столкнулись две машины, асфальт был красный, всюду валялись осколки стекла, и продавец метлой сгребал их. Красное — это была кровь. Говорили, будто трое разбились насмерть и что виноват пьяный водитель. На асфальте еще долго оставалась кровь.
Перед глазами Мерле все время стояла эта картина. Ей хотелось думать о чем-то другом, но страх, что с отцом произошло несчастье, не оставлял ее. Правда, отец всегда очень осторожно переходил улицу, с ним можно было не бояться, он крепко держал тебя за руку и ничего плохого никогда не случалось…
В комнате было уже светло, но небо оставалось серым от туч. Мерле долго лежала неподвижно, всей душой желая, чтобы отец был уже дома. В конце концов она встала и с каким-то сжимающим сердце страхом пошла взглянуть, не вернулся ли он. В окно барабанил дождь.
— Вставай-ка, будем завтракать, — стала она будить Ливию. Сестра протерла глаза, посмотрела на Мерле с таким видом, будто уже давно не спит, и спросила, дома ли отец. — Он должен был очень рано уйти, — сказала Мерле и принялась искать в шкафу теплые вещи для Ливии, потому что на улице разыгралась непогода и в доме было пронизывающе холодно.
В обед зазвонил телефон. Мерле как раз собиралась пойти в магазин и уже набила две сумки банками и бутылками, когда услышала звонок. Наверное, отец, подумала она. В спешке Мерле чуть не опрокинула телефон. «Ну, как вам там жилось в деревне?» — раздался в трубке голос бабушки. Чтобы скрыть свое разочарование, Мерле стала торопливо рассказывать, как они ездили на лошади, как ходили на лодке в море, как загорали. А потом бабушка захотела поговорить с отцом. «Он ушел утром в город», — наврала Мерле, желая одного — поскорее закончить разговор. «Я, наверное, загляну сегодня к вам, посмотрю, как вы загорели», — сказала бабушка.
Не переставая хлестал дождь, асфальт и одежда на людях намокли и блестели. Отец даже плащ не взял, подумала Мерле, но, возможно, он где-то пережидает дождь. По серому небу неслись низкие темные тучи. Мерле сдала бутылки и получила два рубля тридцать копеек.
Беря в магазине корзинку, она вдруг ощутила странную беспомощность, словно ее вызвали отвечать урок, а она не знает; но вдруг на всех выставленных в магазине продуктах будет стоять цена — Мерле надо купить что-то из еды, а денег, кроме тех, которые она выручила за бутылки, у нее нет. Обычно отец или мать говорили, что надо купить, составляли целый список, и в кошельке лежали приготовленные на это деньги. Мерле посмотрела на цены и стала подсчитывать. Хотела взять пельмени, но мысленно увидела, как Ливия снимает с пельменей тесто, а мясо оставляет — она же так не наестся, подумала Мерле, обошла магазин и в конце концов решила, что если сестра голодная, то съест все, и положила коробку пельменей в корзинку, и когда оказалось, что денег у нее хватило на все, Мерле испытала даже нечто вроде гордости.
Читать дальше