Тоомас Винт - Возвращение [романы, новеллы]

У парка улица кончалась, незаметно перейдя в подсохшую аллею, по которой катили коляски, вели за руку только что научившихся ходить малышей — было такое впечатление, будто родители волокли их за собой. На скамейках сидели старые и молодые, Таавет тоже присел, поставил цветок рядом с собой и закурил. Похмелье понемногу улетучилось, и он снова почувствовал себя человеком; солнце пригревало совсем по-весеннему, он распахнул пальто и расслабился.

Эта зима была для него очень тяжелой, и вот наконец наступила весна. Зимой умерла мать, в последние месяцы она была совсем плоха, и смерть казалась вполне закономерным исходом. Поначалу Таавет как будто даже не горевал, он знал, что матери не придется теперь страдать от болей и она обретет вечный покой. В день похорон было морозно, и на кладбище пришло человек десять, мать хотела, чтобы ее похоронили согласно церковному обряду, но поскольку она не была членом общины, Таавет решил, что нет смысла начинать всю эту канитель, и все же то, что он пренебрег желанием матери, не давало ему покоя. Но ведь мать не будет знать, как ее похоронили, успокаивал он себя, к чему мне так изводить себя… Мужчина, который руководил похоронами, все время оставался в шапке, да и все оставались в шапках, и Таавет, который давно не был на похоронах, не знал, когда надо будет обнажить голову. Все происходило очень быстро, и только когда гроб опустили в могилу, в душе Таавета что-то оборвалось. Внезапно до его сознания дошло, что он никогда больше не увидит мать; слезы катились из глаз, застывали на щеках, он снял шапку и не отрываясь смотрел в яму с желтыми песчаными краями… Единственное, что останется от матери, — это могильный холмик, да и тот скоро сровняется с землей… И… тут он увидел, что могила уже засыпана, убрана цветами и люди, дрожа от холода, с нетерпением ждут, когда же он соберется уходить.

Для поминок он заказал в ресторане стол на сорок человек. Они с презрением говорили о том, как черствы люди, не пришедшие на кладбище, каким прекрасным и добрым человеком была его мать, и когда они ушли, Таавет с чувством какого-то даже сожаления посмотрел на все эти несъеденные закуски и невыпитые напитки, за которые он уплатил. Наконец этот изнурительный день кончился, Таавет сразу же лег спать, но сон не шел. На миг задремав, он тут же проснулся и впервые ощутил, что он в доме совершенно один. Было очень холодно, днем он не протопил, градусник за окном показывал около тридцати градусов мороза. Таавет затопил печь и принялся листать альбомы.

С тех пор он часто разглядывал старые фотографии и всегда черпал в них утешение своему одиночеству, воспоминания переносили его в детство, которое казалось удивительным по сравнению с настоящим, но затем его стал мучить страх, что он фетиширует фотографии и что в нем стали проявляться какие-то отклонения от нормы. Как-то раз, скрепя сердце, Таавет отнес все альбомы на чердак, но через какое-то время, устыдившись своего поступка, притащил их обратно в комнату… Он решил, что должен создать семью, чтобы рано или поздно не превратиться в чудаковатого холостяка. Но тогда он еще не думал, что наступит время, когда он поедет к Марре, чтобы просить ее стать его женой. Теперь это время пришло. Таавет закурил и почувствовал, как взволнованно бьется его сердце. Что, если Марре высмеет его? Нет, с уверенностью подумал Таавет, Марре добрая, она не будет никого высмеивать. Попытка не пытка, а спрос не беда — пришла ему на ум поговорка и вызвала на лице робкую улыбку.

Идти туда было еще рано, он мог посидеть на скамейке, понаблюдать за прохожими, покурить, счастливый и довольный собой, как все те, кто гулял по парку. Счастливый? А был ли онкогда-нибудь счастлив? Внезапно ему во что бы то ни стало захотелось вспомнить какое-нибудь счастливое мгновение, час, день, период в своей жизни… Во всяком случае, сейчас он не был счастливым. Но и несчастен не был. Он просто был. Таавет подумал: просто быть — этого мало… Он пришел к выводу, что еще не знал настоящего счастья. Но, может быть, Марре, дом, дети — это и есть счастье… И, уже не в силах усидеть на скамейке, он застегнул пальто и взял цветок — ему было необходимо по возможности скорее узнать, имеет ли он в этом мире право на счастье.

Улица Огуречная находилась в другом конце города, и он был рад, что может спокойно прогуляться. Но чем ближе он подходил к району индивидуальных домов, тем медленнее становился его шаг. В голове крутилась карусель одних и тех же мыслей, он старался заставить себя думать о том, что просто идет к Марре в гости: побеседовать о литературе, послушать новые стихи поэтессы, выпить кофе, но щеки его пылали от волнения и сердце замирало. Он несколько раз спрашивал у прохожих дорогу, курил и вот наконец на одной из улиц прочитал: Курги. На табличках с номерами были указаны фамилии владельцев домов: дом номер 19 — Силлам; 21 — Уссисоо; 27 — Вярихейн… Дом был окружен низким желтым забором. Перед дверью росла высоченная туя. Это был аккуратно сложенный из силикатного кирпича дом. На красной шиферной крыше одиноко белело пятно снега. Красная крыша, с умилением подумал Таавет и открыл калитку. Из будки молниеносно выскочила овчарка, норовя кинуться на него.